Богословие истории как наука. Опыт исследования - стр. 5
Вместе с тем, в западных библейских трудах мы можем обнаружить широкий спектр подходов к осмыслению историзма Священного Писания, к которым следует относиться с осторожностью, учитывая те или иные немаловажные акценты мысли, представляющие отклонения от Предания Церкви. Так, например, в западной – особенно протестантской – богословской науке мы можем встретить взгляд, утверждающий идею превалирования исторической критики над историко-богословским анализом библейских текстов[25] или, напротив, идею определённого примата богословия над контекстом истории, идею литературной «коррекции» действительной истории в соответствии со священным замыслом[26]. Западные исследователи оказываются порой нечувствительны к смыслу библейской истории как синергийному процессу[27]. Можно встретить концепции, основанные на абсолютизации библейского историзма[28] или, напротив, утверждающие идею бесконечности диалектического процесса истории, уходящего в эсхатологическую перспективу[29]; концепции «перевёрнутой истории»[30] или «снятия истории» вечностью[31], и другие. Такой спектр мнений в вопросах принципиального порядка оказывается закономерен, когда научно-богословская мысль не проходит испытание мерилом Предания, мерилом самой Церкви.
Учитывая в меру наших скромных сил этот опыт (как опыт, прежде всего, церковного Предания, так и опыт современной библеистики), представим краткий обзор ключевых историко-богословских тем Священного Писания.
1.2. Священное время библейского историзма: Ветхий Завет
1.2.1. Тварность времени и начало истории
«В начале сотворил Бог небо и землю» (Быт. 1:1), – эти первые слова Библии полагают начало творению[32], времени и истории.
Пространство и время, будучи началом творения, изображаются в книге Бытия под именем «света» (Быт. 1:3), – эта мысль была бы удивительна естественной науке прошлых веков, но замечательно согласуется с естественнонаучными открытиями XX века. «Свет превечный» (ср. Ис. 60:19–20) становится источником света тварного – этот факт начала нашего бытия оказывается одновременно и глубоко символичен:
1. У самых истоков тварного мира, его истории, его исторического динамизма, стоит движение, несущее в себе наиболее явный образ вечности; движение света (настолько стремительное, что свет кажется неподвижным) само по себе ещё не способно к истории, но, одновременно, оно задаёт масштаб истории через пространство и время;
2. Начало мира, заключающее в себе пространство и время, уподоблено Самому Богу – оно становится тварным источником жизни для всего последующего творения, оно первое из того, что «хорошо весьма» (Быт. 1:4).
В результате продолжающегося акта творения тварный мир усложняется, а заключённый в тварное динамизм, напротив, замедляется – становится избирательным, подчинённым богоподобной свободе человека, вложенной в него Богом (Быт. 1:26). Человек как последнее и совершеннейшее творение являет в себе качественно иное – совершеннейшее же – подобие Богу (Быт. 1:26; Пс.8); и именно в рамках осуществления этого подобия, на стыке Божественного участия и человеческой свободы, рождается история. Так, время истории приобретает устойчивый характер не просто течением времени и чередованием дней (Быт. 1:5,8,13,19,23,31; 2:2), но процессуальностью последующего событийного ряда, полагаемого свободою человека при участии Бога, хотя жизнь человека и его история и протекают, будучи «заключены в природу времени»