Богатырь сентября - стр. 30
– Ну, давай побеседуем…
– Пей, не бойся! – Видя, что он медлит взять кубок, Медоуса взяла другой и отпила. – Не отравлено.
Салтан взял второй – жидкость внутри была темно-красной, как свежая кровь. Принюхался – это было красное вино, диковина заморская, но ему неплохо знакомая.
– Не бойся меня! – Медоуса наклонилась к нему и ласково положила руку на его руку. – Я вам двоим зла не желаю и вреда не причиню. Скажу прямо – нужны вы мне. Живыми, здоровыми и бодрыми. Желаю я того же самого: чтобы сынок твой до Волотовых гор добрался и Кику мою себе воротил, вместе с городом. Буду вам помогать, чем могу.
– Нужны? – Помедлив, Салтан все же отпил от кубка – вино на вкус было хорошим, без подвохов. – Для чего? Я вот сейчас вспоминал… Ты Гвидона при родах принимала. А давеча, на острове, когда я приехал – и вы три со мной, – повинились, мол, вы ту грамоту подменили и Елену с чадом в море спровадили. Девки сказали, мол, по глупой зависти, что младшей сестре повезло царицей стать, а их, старших, работящих да умелых, в прислугу определили. Моя вина, я сам дурак – мне бы не тешиться над ними, а замуж выдать. Они хоть и не красотки, Елене не чета, зато хозяйственные. Иной боярин такой жене был бы рад, особенно который вдовец. Будто у меня во в дворце блины печь и полотно ткать некому!
– Жалеешь, что так с ними обошелся? – Медоуса прищурилась.
– Жалею, да что теперь толку? Сделанного не воротишь. Знать бы еще, где они теперь… Словом, я и поверил им – от зависти и досады и не того еще сотворишь. Но ты!
Поставив кубок назад на поднос, Салтан наклонился и сам взял Медоусу за руку.
– Уж не тебе было завидовать – что тебе в царском троне! Ты захочешь – у тебя их сорок будет, разве нет? Ты девок научила в Святки прясть, хоть и не по обычаю то. Ты сына моего приняла. Зачем же погубить хотела? Без тебя бы его на свете не было, а я бы на боярышне женился и Елены вовек не знал.
Медоуса не сразу ответила; полуприкрыв глаза, она будто в задумчивости рассматривала Салтана, его мускулистые смуглые плечи, грудь с золотым крестом на цепочке. Кроме креста, на нем ничего и не было, только еще одеяло, но об этом он не беспокоился – кого и чем он тут может удивить? Однако пауза затягивалась, и против воли мысли Салтана свернули туда, куда и должны идти мысли молодого мужчины наедине с молодой красивой женщиной.
Наконец Медоуса подняла глаза и взглянула ему в лицо.
– Умен ты, Салтан Салтанович, – вздохнула она, вроде и восхищаясь, и сожалея. – Хоть и молод…
– Я с семи лет один на троне. На войне два года провел, всякое повидал… Измену пережил, молодой жены с чадом лишился. Тут или думать научишься, или курам на корм пойдешь.
– Ну, слушай. – Медоуса взяла с подноса синюю виноградинку, задумчиво положила в рот, и Салтан не мог оторвать глаз от ее ярких губ, пока она жевала. – Есть белый свет, и есть темный свет. В белом свете одни силы правят, в темном – другие, и даже я всех тех сил не знаю. В Подземье Кощеевом стоят горы Волотовы, и живут в них волоты – те, что прежде людей землей владели да после под землю ушли.
Салтан кивнул: сказаний о волотах он знал немало.
– И жизнь их идет своим порядком. Солнце днем над землей на конях ездит, ночью – под землей на лебединых крыльях летает, стало быть, когда у вас день, у них ночь.