Размер шрифта
-
+

Богатые тоже скачут, или Где спит совесть - стр. 11

– Мадемуазель, – галантно обратился к пострадавшей Аристарх. – Если вы меня слышите, то позвольте выразить вам свое сочувствие и поставить в известность, что вы влипли в огромные неприятности…

Угу, а я думала – меня сюда пригласили на ромашках хозяину погадать! Я хоть и блондинка, но в пестиках и тычинках тоже понимаю!

– …А если не слышите, – меланхолично закончил греческий эскулап, – то… простите, вы все равно влипли!

Какое выдающееся, тонкое наблюдение! Прям Сократ с Эйнштейном!

И врач прописал мне покой. Слава богу, не вечный, а временный. С тем и удалился.

Пока я размышляла о ромашках и фиалках, море и солнце, добре и зле, снова пришел Никос и с порога поинтересовался:

– Ты тут?

Нет! Это не я! Это тень отца Гамлета! Видит Всевышний, еле удержалась, чтоб не спросить: «А ты?!»

– Ты – свин! – оторвала я взгляд от надоевших амуров и перевела на очумелого мужчину.

– Ты умеешь говорить! – несказанно обрадовался Казидис. – А почему «свин»?

– Я умею еще и орать, – погордилась я. – А свин потому, что ты умыкнул меня второй раз подряд. Это уже наглость и перебор!

– Я и третий умыкну, – поделился он планами мирового господства, приближаясь к кровати. Темно-синяя шелковая рубашка свободно расстегнута, оттуда выглядывает мускулистая грудь, вопреки моде покрытая темными курчавыми волосками.

Это он меня так соблазнить видом пытается? Тогда не по адресу!

– А смысл? В чем прикол? – полюбопытствовала я. – Время девать некуда?

– Я всегда получаю все, что… или кого… хочу, – хмыкнул он, присаживаясь на краешек кровати.

– Все когда-то бывает впервые, – поджала я губы. – Скажу один раз и очень прямо, чтобы твоя одинокая извилина, отвечающая исключительно за размножение, сильно не напрягалась! Услышь и вникни: тебе здесь ничего не светит!

– Ошибаешься, рыбка! – промурлыкал соблазнитель. – Гарантирую – тебе понравится!

– Тебе тоже! – непоколебимо заверила его я с глубоким внутренним злорадством. Хотя это и весьма недостойно для особы ангельской наружности. – Если не понимаешь по-хорошему, то разреши сообщить тебе одну крайне неприятную вещь: ТЫ. МНЕ. НЕ НРАВИШЬСЯ! Сюрприз!

– Это временно! – Очарование просто катило как Hummer. Без тормозов.

– Самое постоянное – это временное! – посвятила я его в свою жизненную философию и поджала ноги. – А теперь поговорим серьезно…

– С красивыми девушками вредно говорить, – пошел в лобовую атаку Никос. – С ними нужно заниматься кое-чем другим, например – лежать рядышком!

– Только лежать? Я тебя разочарую: еще они умеют стоять и сидеть! – заверила я его. Устало заявила, сворачиваясь калачиком: – Уйди сам.

– А то что? – самоуверенно засмеялся он. – Будешь кидать в меня подушки? Или рискнешь испортить маникюр?

– Подушки не буду, – сощурила я глаза. – Пачкать не хочу. – Тяжело вздохнула, мазнув рассеянным взглядом по атласным подушкам всех форм и размеров. – Но, боюсь, придется…

– О чем ты? – Никос протянул руку, чтобы погладить меня по ноге.

Я сердито посмотрела на него и, метнувшись к краю кровати, разбила об угол тумбочки хрустальный графин, зажав в руке острый осколок.

– Об этом, – ухмыльнулась, глядя в побледневшее красивое лицо. – Или ты уйдешь, или уйду я… но совсем.

– Ты сумасшедшая? – На смуглых щеках заходили желваки.

– Я – блондинка! – парировала, как будто это что-то объясняло.

Страница 11