Размер шрифта
-
+

Бог в поисках человека - стр. 31

. Хотя такого сорта «традиционализм» по прежнему можно отвергать, сегодня нельзя уклониться от вопроса о спасении человечества; тем более, что II Ватиканский Собор явно подчеркивает: и нехристианские религии могут стать для верующего путем спасения. К тому же, «те, кто не по своей вине не знает Евангелия Христова и Его Церкви, но всё же ищет Бога искренним сердцем и под воздействием благодати стремится исполнять своими делами Его волю, познаваемую голосом совести, могут обрести вечное спасение. Божественное Провидение не отказывает в помощи ко спасению тем, кто не по своей вине еще не достиг ясного познания Бога, но пытается вести правильную жизнь не без благодати Божией» (LG 16). – Понятие «первичного или основного откровения», принятое сегодня в евангелическом богословии, может, тем самым, иметь значение совершенно независимо от состоятельности его исторической верификации, как рефлексия по поводу «основополагающей мысли о некоем откровении, которое было в начале» (H. Fries), рефлексия, которая, опираясь на действительное положение дел, спрашивает об условии его возможности и пытается стать «теорией для определенной практики»[133].

Поскольку всякое христианское обсуждение откровения[134] должно быть соотнесено с самооткровения Бога в Священном Писании, «библейское обоснование» становится здесь неизбежным. «Библия понимает содержащееся в Священном Писании Откровение, как пророческую интерпретацию действительности»[135]. Но несмотря на «фундаментальное, как для Ветхого, так и для Нового Завета, убеждение во взаимной принадлежности порядка творения и порядка спасения» (W. Kasper), в силу указанных причин, а) свидетельство Ветхого Завета и б) свидетельство Нового Завета надлежит продумывать раздельно.

а) Свидетельство Ветхого Завета: самооткровение Бога в творении и избрании

{61} То обстоятельство, что Ветхий Завет помещает в самом начале свидетельство о сотворении мира (и человека), отнюдь не случайно. Именно тот факт, что первое повествование о творении следует причислять к наиболее ранним слоям в Книге Бытия, делает богословскую направленность такого упорядочения [текста] еще более внятной.

Во-первых, речь идет о некоей соотнесенности с первоистоком. Сформировавшись во времени изгнания «и в сознательном противостоянии тогдашним воззрениями на мир и его возникновение, прежде всего – в вавилонских мифах, которые можно назвать теогонией или космогонией, или, иначе, борьбой богов»[136], Израиль твердо уяснил для себя следующее: мир и, тем самым, история, в которой живет сам Израиль, «не понятны из самих себя», но могут быть постигнуты в своей глубине лишь тогда, когда они осмысляются в своей возможности «быть понятыми исходя из другого». Только обращение к Богу выявляет то, что может быть сказано о мире и человеке. В отношении к миру и человеку Бог познается как исток всего, что есть, и, тем самым, как вечный, единый и единственный.

Во-вторых, речь идет о действительности, о действенности откровения, имеющего основание во всемогуществе Божием. Откровение – не «идея», не образ желаемого, но свершение, в котором нам нечто передано, вручено. В акте творения совершается переход от трансцендентного к имманентному. Бог открывает себя в качестве Господа творения, постоянно обращенного к миру и человеку. Для Израиля творение есть исторический слой его собственного прошлого. Для

Страница 31