Бог умер, да здравствует Бог - стр. 19

– Да ты чего это, Ольфо, как же можно с животиной так поступать! – спустя мгновение раздался смущенный женский голос. – Не по-нашенски это как-то.

– Так он и не местный, – со злорадством ответил ордженец со шрамом. – Он же с северных земель Орджена, а там граница с Холгоем – тамошние люди славятся своей жестокостью и кровожадностью, вот северные ордженцы от них эту заразу и переняли.

– Это ты меня, что, с человеком сравнил, а? – разъярился старик Ольфо. – С этими безмозглыми дуралеями меня не ровняй! Ещё бы мы, ордженцы, с людьми связывались! Да не в жисть! Знаешь, как мы их, холгойцев этих от границ отгоняли, а? Не было там тебя, когда мы на смерть стояли против людей, что хотели наши земли отобрать!

– На смерть, говоришь? – хмыкнул в ответ ордженец со шрамом. – Что-то ты больно живёхонький, плохо стоял, значит?

Ордженцы засмеялись, но как-то неуверенно и натянуто. Ольфо уже было хотел пустить в ход свой маленький кулачок и доказать этому паршивцу, что он существо мирное и рядом не стоял с людьми-злодеями, как среди толпы послышался миролюбивый, но уверенный голос:

– Ну чего вы расшумелись, стол давно накрыт. А вы тут на холоде стоите, гостей отпугиваете.

Толпа ордженцев расступилась и пропустила в центр импровизированного круга Пирта, в руках он держал факел, который причудливыми косыми тенями окрасил его молодое добродушное лицо.

– Вот, Пирт тоже не местный, – опомнился Ольфо, опуская занесённую в минутном порыве руку и переводя стрелки на новоприбывшего. – Между прочим, я хотя бы в Орджене рос, а Пирт пришёл издалека. Чего это вы на него не нападаете, а меня козлом отпущения делаете?

Все разом повернули головы к Пирту, и тот смущенно потупился на мгновение, но вскоре вновь обрёл самообладание и широко улыбнулся:

– Неместный телом – местный душой. Кто жизни и сил не пожалеет в работе на благо Орджена, тот ордженец по крови и духу. Идёмте к столу, всё уже давно остыло.

Никто не стал оспаривать его мысль, а предложение вкусить даровых яств подействовало на толпу как одурманивающее снадобье, и ордженцы напрочь позабыли о своих обида и недавнем скандале. Деревенские, громко и весело переговариваясь, двинулись за Пиртом к Торчащему зубу, и поляна разом опустела.

– Вот так всегда, – посетовала Ларфа, провожая толпу взглядом, – придут вечером за овцами, устроят свару, а потом на бесплатные харчи остаются. Тут уж хочешь, не хочешь, а заподозришь заговор против наших запасов.

– Тебе лишь бы заговоры везде, да сплетни, – пробурчал в ответ Дилфо.

Ларфа обернула своё широкое лицо к брату, свет звёзд исказил её удивление, превратив в непреднамеренную неприязнь.

– И чего ты такой ершистый стал? – негромко возмутилась Ларфа, не со злобой, но с искренним недоумением. – Чем я тебя обидела? Ты мне скажи, я исправлю свои ошибки. Ты же знаешь, я никогда не была врагом тебе, мы же одна семья.

– Идём в дом, а то голодными останемся, – Дилфо проигнорировал душевные излияния сестры, обернулся к Ючке и потянул её за руку. Но та не поддалась.

– Ты чего? – Дилфо застыл, внимательно вглядываясь в лицо девушки. Свет тусклых золотистых звёзд освещал молочно-белое гладкое лицо Ючке, которое та запрокинула к небу. Её глаза, были полны невыразимых для Дилфо ощущений, и он не мог объяснить себе: грустит Ючке, изумляется или же злится, слишком сложными были для маленького ордженца чувства чужестранки.