Бог не проходит мимо - стр. 2
– Наставьте меня, – робко произнесла Настя, которая никак не хотела уходить.
– Молись и трезвись, за сестру молись, не оставляй ее.
Старец еще раз благословил девушку, как бы давая понять, что отпускает ее. Но она все не уходила. Настя вспомнила, что Алена собиралась спросить про монастырь или замужество, и решила тоже задать вопрос об этом, хотя о монастыре раньше и не думала.
Отец Илиодор тонкими узловатыми пальцами молча перебирал четки.
– Замуж, – задумчиво и с некоторым вопрошанием произнес старец, – окончишь институт, а там и замуж выйдешь, только храни себя до этого от всякого блуда. Иначе не сможешь выйти за того, кто будет тебе дан. Последнюю фразу Настя совсем не поняла. Но ушла от старца словно на крыльях. Следующей шла Алена.
Насте захотелось выйти на улицу, вдохнуть полной грудью и побыть одной. Тихая радость воцарилась в ее душе, и особая тишина и покой. Покой и тишина в природе словно вторили ее настроению, мелкий осенний дождь, так называемый грибной, серебряными нитями, как паутиной, пронизывал посиневший от занявшегося рассвета воздух. Разбуженная синица в кустах пела грустную монотонную песню прощания с летом.
«Как хорошо, и как хочется жить, и вся жизнь впереди. И как хорошо быть с Богом, как я раньше жила без веры и без Господа?» – думала Настя. Потом она вспомнила слова старца о сестре – вначале не поняла, какую сестру он имел в виду, а потом ее осенило, что это Алена. «Только откуда он узнал, что я приехала не одна? Что я глупости думаю, он прозорливый, и этим все просто объясняется».
Вечером на всенощной Настю уже все радовало. Стройно пел монашеский хор, горело множество свечей. Яркий свет, наполненные глубочайшим смыслом возгласы священников… Настю уже не смущала черно-серая толпа народа. Странные женщины, замотанные в платки, в ужасных темных юбках до пят или в ситцевых платьях какого-то монашеско-деревенского покроя в мелкий горошек или цветочек с длинными, почти до пола, четками в руках. Девушку больше не удивляли заросшие, нестриженые, небритые и, скорее всего, немытые мужики в экстравагантных ватниках и грязных кирзачах и прочие странные и убогие личности, иные из которых походили на умалишенных, заполнявшие церковь. Все вдруг встало на свои места, обрело высший смысл, перестало раздражать и шокировать. Впереди была целая жизнь, своя собственная жизнь, свой путь, который достанется ей и за который ей нести ответственность.
Глава вторая
Ранняя весна. Черный «Порше-911» с сильно тонированными стеклами тихо подъехал к чугунной ограде храма. Субботняя всенощная служба только закончилась. Из церкви выходили люди, крестились, шли к ажурной калитке, вновь поворачивались лицом к храму, еще раз крестились. Делали они это привычно и даже как-то буднично, словно и не задумываясь. Одни шли медленно, другие спешили. Выходили поодиночке и группами, разговаривали и молчали…
День уже заметно удлинился, еще было совсем светло, поэтому человеку, сидящему в машине, хорошо были видны лица выходивших. Они все проходили мимо его машины, почти вплотную, так близко он припарковался к калитке, которая служила единственным выходом из церковной ограды. Человек видел каждое лицо, каждые глаза. Все они были разные, но было и то, что их объединяло, – что именно, наблюдавший пока не мог определить. Больше других человека в машине интересовали молодые прихожанки. Со службы они обычно выходили несколько позже, чем остальные верующие, – наверное, потому что пели в церковном хоре. Темные глаза внимательно следили за каждой из девушек. Он запоминал манеру их походки, как та или иная из них крестится, какая у них мимика, как они улыбаются и смеются, во что одеты. Девушки раздражали его, но ему нужно было знать о них все. Ведь это была его миссия… В салоне тихо играла девятая симфония Бетховена. Человек в такт музыке отбивал пальцами мелодию, другая рука нервно перебирала черные ониксовые четки. Из храма вышла группа девушек лет по двадцать. Они что-то оживленно обсуждали. Человеку в машине не было слышно, о чем они говорят, но он умел читать по губам и понял, что их развеселило. Девушки прошли мимо его машины, едва не задев ее; одна из них приостановилась и поправила платок, глядя на свое отражение в темном стекле. Ее лицо, почти вплотную приблизившееся к нему по ту сторону окна, он запомнил навсегда. Девушку позвали подруги: «Алена, что ты медлишь?» Девушка встрепенулась и помчалась догонять подруг. Наконец, человеку в машине надоело его занятие, он завел двигатель, включил Бетховена почти на полную громкость и резко рванул с места, смертельно перепугав выходивших из ограды пожилых женщин. Старушки в серых платках из козьего пуха и с темными болоньевыми сумками в руках еще долго ругались вслед уехавшему автомобилю, крестились и укоризненно качали головами.