Бог и сатана. Борьба продолжается - стр. 19
«Ну, уж это слишком!» – наверняка подумает читатель. Ведь это уже телепатия. Я тоже так считаю, да и сама Анна-Маргарита не стала бы этого отрицать. Но все дело в том, что это телепатическое общение совершается не на уровне сознания: оно как бы водит по клавиатуре пальцем ассистента, который не знает заранее, на какую клавишу нажмет. Вот почему и здесь появляется тот же странный язык, с которым мы столкнулись при обычной «облегченной коммуникации», и сейчас вы в этом убедитесь.
Спустя какое-то время к Анне-Маргарите привели (а точнее говоря принесли) малыша, которому было всего семнадцать месяцев. Ребенок страдал генетическим заболеванием, которое почти не поддавалось лечению. Все тело было покрыто зловонными кровавыми пузырями. Руки и ноги перебинтованы. Он даже не мог коснуться ногами пола – было очень больно. Видя все происходящее, Анна-Маргарита объяснила родителям, что именно она собирается делать, и они, доведенные до полного отчаяния, согласились на все. Она начинает странный разговор с ребенком: говорит ему вполне нормально, а он отвечает телепатически – через клавиатуру, которой даже не касается. Вот этот диалог:
«Я мечтаю быть свободными пальцами, слезы вызванные… меня оборудовали перчатками. Никто не знает, храбры ли отец и мать пузырем [слово «пузырь» употребил другой ребенок: так он назвал живот беременной женщины. Отсюда – его второе употребление согласно психологическому механизму «дежа вю»]. Мы кроль неудавшейся жизни [здесь – опять согласно упомянутому психологическому механизму – «кролем» здесь обозначается плавание в амниотической жидкости].
– Кого ты подразумеваешь под словом “мы”?
– Веревка жизни [имеется в виду пуповина] заставляет течь слезы, потому что брат жизни уничтожен волей умереть.
– У тебя был брат-близнец?».
Мать подтвердила, что, вероятно, был мертвый близнец. Кроме того, она сказала, что во время беременности у нее были серьезные проблемы с мужем, и как-то в минуту гнева она прокричала, что желает болезни своему ребенку. Потом у нее было тяжелое чувство вины, а что касается отца, то у того тоже выявились вполне определенные депрессивные тенденции» (20).
Все это, наверное, позволяет лучше понять, каким образом стал возможным следующий эксперимент: однажды опытных ассистентов (их было около двадцати) попросили прочитать мысли одного из них, и хотя все набранные ими тексты отличались друг от друга в словах, многое тем не менее совпадало (21). По-видимому, все протекало согласно принятой гипотезе: эмоции, исходящие от пациента, на невербальном уровне улавливаются ассистентами и потом выражаются в тех словах, которые свойственны тому или иному ассистенту.
А потом случилось еще одно необычное событие. Когда аутист Пьер познакомился с Анной-Маргаритой, ему было уже тридцать пять лет. Он любил присутствовать на некоторых сеансах «облегченной коммуникации»: брал руки молодых пациентов и внимательно их рассматривал, словно приглашая (так он сам говорил) к телепатическому диалогу. Постепенно привыкнув к этому, Маргарита сразу обратила внимание на то, что он их успокаивает. Он очень хотел помочь своим братьям-аутистам в тех испытаниях, с которыми они сталкивались. Постепенно у них сложилась удивительная телепатическая взаимосвязь, а потом – когда он жил в Британии – он даже позвонил Маргарите, чтобы сказать, что чувствует присутствие того или другого аутиста прямо у нее в кабинете, в Сюрене, – как раз в тот момент, когда она занимается с ними. Он стал на расстоянии принимать участие в этом процессе, и (в соответствии с тем психологическим механизмом, который срабатывал, когда у всех аутистов, общавшихся с ассистентом в одно и то же время, формировался общий словарный запас) постепенно все маленькие пациенты, с которыми занималась Маргарита, стали знать его имя и говорить ему о помощи, которую от него получают (причем даже те, которым она никогда о нем не говорила). Один из них напечатал: «Превращая смерть аутиста в жизнь, он формирует жизнь». Или еще: «У него спасательный жилет»; «договорись с ним, чтобы помочь мне расти»; «дорога очень красива, если я живу с ним». Он писал им письма, и дети отвечали ему через Анну-Маргариту. Когда в 1997 году Пьер погиб под колесами какого-то лихача, Маргарита не сообщила об этом своим маленьким аутистам, но они несколько месяцев говорили только о нем (22). «Кажется, что на каком-то уровне, – приходит к выводу Анна-Маргарита, – все мы “проросли” друг в друга» (23).