Бог бабочек - стр. 74
…
Окидываешь меня цепким уважительным взглядом.
– Ого. Ты вот так с ходу цитаты запоминаешь?
– Ну, я же и раньше слушала. И эта строчка мне нравится.
Объясняю, словно оправдываясь, – сама не понимаю, за что.
Если бы не мат (часто неуместный), я бы назвала «Горгород» одной из самых по-юношески романтических историй среди известных мне. Любовь, боль и творчество, распятые бездушной массой во главе с властью, – всё это столько раз было, но по-прежнему выворачивает душу.
Хотя, возможно, дело просто в том, что все тексты Оксимирона для меня связаны с тобой.
Легонько царапаешь меня по колену.
– Ну, что я могу сказать, Тихонова? Ещё один приговор себе подписала. Сейчас дослушиваем «Переплетено», а потом переслушиваем «Девочку-пиздец» и «Всего лишь писатель». Ты кучу тем задала, которые хочу обсудить. – (Надавив ногтем чуть сильнее, насмешливо смотришь, как я вздрагиваю). – Всё, выхода нет!
– Да я не против. – (Улыбаюсь, стараясь, чтобы улыбка не выглядела испуганной. В твоём голосе вибрирует жутковатое напряжение непредсказуемости). – Эти две мне очень нравятся.
Строго приподнимаешь бровь.
– А я не спрашиваю, против ты или за. Я твой господин и ставлю перед фактом.
Опускаю взгляд. Теперь мне действительно страшно. Этим утром в тебе было так мало отчуждённой хозяйской холодности – совсем не как в звонках или переписке. Я почти забыла, что больше не прежняя Юля для тебя.
Если это правда.
– Конечно, мой господин. Прости меня, я… забылась.
Молчишь пару секунд – наверняка оцениваешь мою искренность. Потом удовлетворённо киваешь.
– Ещё вот вопрос: а как тебе Кира? Шикарная баба же, да? – ухмыляешься. – Я её всегда называл Тихоновой в версии Оксимирона.
Улыбаюсь: короткая ледяная волна миновала. Пока.
– Из-за занудства и серьёзных проповедей?
– Да нет, просто в целом, по ощущению. Ты только послушай этот нравственный тон! – (Снова ставишь песню на начало – на запись с автоответчика). – Ну, и она же правда бедняжечка. Представляешь, сколько головняков от Марка? Больше, чем было бы от меня, будь я писателем, а ты – моим агентом! – (Фыркаешь от смеха и в очередной раз хватаешь бутылку коньяка. Скорость его исчезновения слегка меня беспокоит). – Кстати, вот этого тебе точно ещё не говорил. Если б я искал себе литературного агента, то выбрал бы гибрид тебя и твоей Веры – хоть она меня и ненавидит. Не спорь! – (Жестом пресекаешь мой порыв вставить реплику). – Отвечаю: ненавидит. Но от неё я бы взял всю её активистскую и организаторскую херню, а от тебя – интеллект и то, как ты шаришь в искусстве. Вот это был бы агент! – (По-итальянски экспрессивно подносишь к губам кончики пальцев). – Да мне бы весь мир завидовал!..
Внутри что-то смешно и робко теплеет. Потираю подбородок, изображая задумчивость.
– Ну что ж, мой господин… Извини, если это прозвучит самодовольно, но от такого агента я бы и сама не отказалась.
Смеясь, ты с жаром киваешь и тянешься к ноутбуку, чтобы всё-таки включить песню, – но снова отвлекаешься. Радостно-хмельные перебросы внимания.
С тобой это часто предвещает беду.
– Да, вот ещё одну штуку давно хотел тебе сказать! Но всё думал, есть ли нужда… И заслуживаешь ли ты, – добавляешь, словно одёргивая себя; и впрямь – слишком много теплоты проявлено за утро. Потираешь подбородок; твой взгляд всё сильнее туманится опьянением. Я запоздало жалею, что не изобрела какую-нибудь дополнительную закуску. – Знаешь, как назывался бы мой собственный альбом, Тихонова? Точнее, как будет называться – если я после контракта вырвусь всё-таки из этой дыры и напишу его?