Боец десантной бригады - стр. 19
А то я сам не знаю, что расстреляют! Подвигаю свой РД и судорожно трясущимися руками роюсь в нем.
А вертушки уже на боевой разворот заходят, щас как долбанут по нам, и все. Тогда точно конец будет! Мы как вертолеты увидели, так сразу корректирующий огонь открыли, а они нас за духов приняли.
Есть, нашел, нащупал пальцами продолговатый цилиндр! Вытаскиваю и сразу рву запальный шнур. Повалил густой красный дым, показывающий: «Братцы! Хорошие! Не бейте нас, мы свои!» Первый вертолет закладывает вираж и, не расстреляв нас ракетами, уходит; за ним еще два. Делают круг, засекают наши направляющие трассы и вот теперь уже на цель по одному выходят. До нас доходит упруго-тяжелая взрывная волна. На позициях духов месиво от вздыбленной земли, летящих камней и визжащих осколков. А мы туда еще и своего огоньку добавляем. В ответ не стреляют. Вертолеты накрыли духов с первого захода. Пока «птички» кружат, наша рота шустро поднимается и мчится вниз, в долину, а миновав ее, – вверх по склону другой горы к расстрелянным позициям душманских пулеметчиков. Есть! Уже на вершине – такие маленькие, такие далекие от нас фигурки солдат. Прошли засаду! Нет у нас потерь. Ну и пилоты! Прямо снайперы!
Бывало и такое, что друг по другу из-за несогласованных действий били – или по ошибке, а чаще всего по раздолбайству. И потери большие несли, но нашу роту, к счастью, это не коснулось, а вот иным подразделениям доставалось. Тут же все прямо как по маслу прошло.
Ну все, пора к своим двигать. Встаю и смотрю на Филона, у него от химического дыма все лицо красное. Он на меня глядит и хохочет:
– Ты теперь точно красный!
Протираю лицо рукой, смотрю на ладонь – вся красная. Бью ногой уже пустой, но все еще чуть чадящий едким удушливым химическим дымом цилиндр.
Вот из-за этих густых, далеко заметных ярко-красных сигнальных дымов и возникла легенда о применении нашими войсками в Афганистане химического оружия. Не применяли, лично я о таком даже и не слышал, а слухам из «достоверных, но пожелавших остаться неназванными источников» не верю. Не было военной необходимости такое оружие применять, и обычным вполне справлялись.
– Повезло нам, ребята, – подходя к нам, говорит Витек. Рядом с ним, счастливо улыбаясь, идет Герка. Как же мы рады, что живы остались!
Бешеным звоном забили тревогу «фибры души».
– Ложись! – кричу я, сам падаю и только потом слышу заунывно-противный вой летящей к нам мины.
Разрыв не вижу, только бьет по барабанным перепонкам сотрясенный взрывчаткой воздух; слышу такой противный клекочущий вой осколков, чувствую резкий сильный удар – и дальше беспамятство. Все так быстро произошло – раз! Даже ахнуть не успел – и готово, ты уже труп.
Первое, что почувствовал, когда очухался, – это дрожь в ногах и мокроту в штанах. Ужаснулся: да неужто обоссался? Бывало такое: не от страха, а просто не приходя в сознание, раненые под себя прямо в штаны мочились. Потом бьет по нервам резкая дергающая боль. Смотрю: кровь из левой ноги хлещет, течет и по штанам расползается. В ляжку меня долбануло. Сначала даже облегчение почувствовал – значит, не навалил в штаны. Может, и смешно, но это так. Поворачиваюсь на бок, выдергиваю из штанов узкий брезентовый брючной ремень – тремпель; чуть привстав, накладываю повыше раны жгут. При ранении главное – кровью не истечь. И только потом осматриваюсь. Филон сидит рядом с лежащим Витьком и башкой мотает, жив. Герка обалдело смотрит на рацию – она вся осколками искорежена. Помню, до взрыва она у него на спине была – значит, уже разбитую снять успел.