Бобры добры - стр. 30

Нет, говорить «случилось» безответственно. Ничего само собой не случается. А уж такое…

Я четко видел, что творит Лёха. Видел и понимал, но какого-то черта смотрел и каркал, вместо того чтобы сразу вмешаться по-настоящему и остановить этот лютый п*здец. А потом уже стало поздно, не остановить и не остановиться самому.

Мне с самого начала это все дико не нравилось. Эта необходимость врать девчонке, особенно когда уже стало понятно, каковы ее побудительные причины. Когда она спросила о том, как мы не зассали везти оружие через ментовский пост, мне как за шиворот песка сыпанули, все аж зачесалось. Она думала, мы такие без башни и отважные, а мы два долбо*еба просто заехали в магазин к нашему другу Мурату и выпросили у него несколько образцов его товара. А торговал он точными чисто внешне копиями всевозможных моделей оружия, вот только каждое изделие было обычной пневматикой, доступной для свободной продажи каждому школяру. А мы, мерзавцы, собирались без зазрения совести брехать Ксюхе и учить ее стрелять из них, как из настоящего оружия, договорившись на случай ее сомнений свистеть, что просто патроны учебные, потому и выстрелы как-то не так звучат. Ну не сволочи ли, а?

От ее любопытного, но такого доверчивого взгляда, которым она смотрела на Лёху с дурацкой пукалкой в руке, наверняка не испытывая ни капли сомнения, что сейчас ее будут учить защитить себя и вернут возможность дышать свободно, мне аж подурнело. Еще до ее рассказа кое-как с совестью удавалось договориться помолчать пока, раз нужно для дела, но теперь у меня эта ее «несъемная обручалка» стояла пылающим кольцом перед мысленным взором постоянно. Мразь, какая же мразь ее бывший. И как назвать нас с братаном теперь?

Я заметил же, что Лёху бомбануло слегка, когда он засек, что нас с Ксюхой прямо-таки притянуло и чуток на месте приморозило, когда вылезли из тачки. Вот ему, видно, резьбу и сорвало. То, что он творить начал… я же тоже понимал и видел. Видел, что он откровенно дразнит, заводит девчонку, а она поддается. Потому что наверняка голодная, не было у нее никого после мудака мужа, не было, тут и гадать уже нечего. У нее взгляд вмиг полупьяный стал, когда на меня возле тачки смотрела, а уж как Лёха внаглую притираться стал, поплыла конкретно. Оно и понятно, молодая же девчонка, живая, все потребности при ней, только наверняка страхом были придушены, небось и думать себе ни о чем таком не позволяла, шарахалась ото всех. А тут мы прем беспардонно, и вот тебе результат. Оно же логичная херня в том заключается, что чем больше себя держишь, тем охеренно-мощнее понесет, когда сорвет гайки. У нее сорвало, а мы, два козла похотливых, воспользовались.

А всего-то и надо мне было – сразу шагнуть к ним и выдрать из его лап, прекращая это блядское совращение. Но шагнул поздно, оказался слишком близко, хватал чересчур крепко, пахла ее кожа убийственно сладко…

А потом губы ее мокрые, соленые, дрожащие на моих жадных, голодных. Сама навстречу. Рваный выдох в мой рот, мозг прямым попаданием вынесло без остатка. И все, сорвало-понесло. Причем всех троих и сразу. Первый поцелуй со вкусом слез, что кончился слишком быстро, потому что гад Лёха и не подумал отвалить и отпустить ее, отнял у меня, натянув пряди Ксюхи и заставив повернуть лицо к нему. Сволочь, отобрал половину того, что было по праву мое. Но я отдавать не собирался, бросился прямо-таки жрать ее шею и ключицы, обхватывая девушку за талию и потянув к себе.