Блюдо с красной приправой - стр. 22
– А потом появился настоящий отец? – догадался Гуров.
Кириллова замолчала и удивленно посмотрела на него. Потом просто кивнула и опустила лицо. Она продолжала говорить, но теперь темперамент исчез. Теперь с Гуровым говорила безмерно уставшая, раздавленная жизнью женщина, которой едва хватало сил показывать, что все в порядке, что она живет нормальной жизнью, что на душе у нее покой.
– Да, вы правы. Потом появился этот подонок. Хотя почему подонок? Он получил то, что я ему в свое время позволила, и пришел увидеть своего ребенка, это его право. А то, что ему плевать на разлад, который он уже внес в другую семью и внесет новый, так об этом задумываться посторонний человек не обязан вовсе.
– И Марина узнала, что Олег не родной отец? – снова догадался Гуров.
– Да, узнала. После этого Олег замкнулся в себе. Он тогда уже ушел из органов. Наш дом превратился в ледяное царство, где каждый молча вставал утром с постели, молча завтракал и молча уходил. Кто на работу, кто просто… из дома. Вечером возвращались, так же молча, поглощали пищу и ложились спать, потушив свет. Все потушив. И тогда пришел закономерный финал: Олег погиб. Я знаю, что преступник не найден, даже неизвестно, из-за чего и почему убили моего мужа. Знаете, я не интересовалась и не требовала розыска, возмездия. Я ведь считала, в переносном смысле, что его убила я. Это его убило, правда, чьей-то злой рукой. А после похорон Марина ушла из дома.
– Куда? – поспешно спросил Лев. – И вы ничего о ней не знаете?
– Знаю, – дернула плечом Кириллова. – Точнее, знала. Марина сняла квартиру. Я какое-то время пыталась увидеться, искала встреч с ней. Мы сидели молча. Иногда говорили ничего не значащие слова, и она уходила. Или мне приходилось уходить. Я выходила от своей дочери и по часу ревела в подъезде. А потом она поменяла квартиру и не дала мне своего адреса. Наверное, боялась соседей, которые расспрашивали, кто там плачет подолгу, выйдя от нее. А может, не хотела меня видеть, не хотела, чтобы я приходила без приглашения в любое время. Я стала ее тяготить.
– А телефон?
– Телефон был. Я благодарна хотя бы тому, что Марина не сменила номер. Она просто часто не брала трубку, когда я звонила. Или не хотела говорить со мной или, правда, была занята. Я же стала себя накручивать, убеждать, что она не хочет меня слышать.
– И вы не искали с ней встреч, не приходили к ней на работу?
– Я не знала и не знаю, где Марина работает. Я была так благодарна ей, что она хотя бы оставила мне шанс иногда слышать ее по телефону, что боялась нарушить хотя бы это шаткое равновесие в наших отношениях, боялась разозлить ее, если буду заявляться к ней на работу, ждать после окончания рабочего дня на улице. Она ведь может вообще прервать все контакты, и тогда жизнь потеряет для меня всякий смысл. Я же мать, я все равно надеюсь, что все изменится. Может, Марина выйдет замуж, родит ребенка и им понадобится бабушка. Через внуков я снова обрету дочь.
– Когда вы с Мариной в последний раз говорили по телефону?
– Два с половиной месяца назад, – одними губами прошептала Кириллова. – Обычное дело. В последние два года мы с ней общаемся раз в два-три месяца. Чаще она мне не отвечает. Вы не представляете, какое это счастье, когда я, наконец, слышу ее голос и это холодное «да» в трубке. Я просто живу надеждой и следующим ее «да».