Блуждающий в темноте - стр. 8
Я и детектив-инспектор Сатклифф. Остальные чередовали работу в дневные и ночные смены, а к нам относились с подозрением: вдруг это заразно и им тоже будет грозить вечная ссылка в ночную смену. В результате мы имели дело с самым дном преступного мира в одиночку, без контроля и вмешательства со стороны полиции в целом. Наше законное пребывание на улицах в городе с бурной и увлекательной ночной жизнью продолжалось с вечера до раннего утра. Время от времени к нам попадали проштрафившиеся коллеги, но потом либо брались за ум, либо подавали в отставку.
Мы с Сатти перевоспитанию не подлежали.
– Детектив-инспектор Питер Сатклифф… – прочел Ренник. – Не очень-то ему повезло с именем[3].
Из палаты доносилось тихое бормотание.
– По мне, так ему подходит, – ответил я.
Ренник ухмыльнулся:
– Я сержанту нашему сказал, что вас двоих приписали к Вику. Так он говорит, я, наверное, ослышался, потому что те, кто в ночной смене, не способны даже сосчитать елдаки в сортире.
– Только елдаки в больничном отделении, Ренни.
– Не знал, что людей нашего возраста вообще посылают в ночную смену. – Он не обратил внимания на колкость. – В смысле, на постоянку… – Ренник понизил голос. – Чем ты такое заслужил?
– Да ничем особым. – Видя, что он ждет продолжения, я добавил: – Сделал то, что нужно, не так, как нужно.
– А я другое слышал, – ухмыльнулся Ренник. – Больше не употребляешь? – В ответ на мое молчание он продолжил: – А то с чего вдруг такие перемены? Особо важное дело доверили.
Разумеется, он считал дело особо важным. Раз он к нему причастен.
– Сатти был одним из тех, кто арестовал тогда Вика.
– Да ну? – Ренник явно впечатлился. – А я думал, что Блейк.
– Блейк добился от Вика признания вины, но первым на место прибыл Сатти. В полицию поступило сообщение, что по городу разгуливает человек в окровавленной одежде, и Сатти все бросил и помчался на вызов.
Ренник непонимающе сдвинул брови:
– То есть двенадцать лет спустя его сдернули с ночной смены, чтобы он держал умирающего Вика за руку? Не понимаю.
– Знаешь ведь, что одного ребенка так и не нашли.
– Конечно, – ответил он. – Девочку. Лиззи Мур.
– Верно. – Я кивнул на палату в конце коридора. – Умирающий Вик – последняя возможность для родственников узнать, что он с ней сделал.
– Да, но вас-то почему к нему приставили?
– Как бы ты назвал Вика одним словом?
– Сволочь, – не раздумывая ответил Ренник.
Я кивнул:
– Ну так вот Сатти говорит с ним на одном языке. Причем бегло. Они поладили тогда, во время ареста. Начальство решило, что только Сатти сможет его разговорить.
– Поладили? – Ренник скривился; у него как будто даже волосы встали дыбом от возмущения. – Вик убил женщину и троих детей…
Я кивнул, но это было трудно объяснить.
На первый взгляд у Сатти было больше общего с преступником-рецидивистом, нежели с полицейским. Кроме одного. Преступники действовали под влиянием порыва, в гневе или ради денег. Сатти же привлекал сам акт злодеяния, и чем хуже – тем больше. Его работа в правоохранительных органах была просто способом постоянно находиться в этой атмосфере, не рискуя собственной свободой. Если ночное дежурство выдавалось чересчур спокойным, Сатти организовывал неприятности сам.
В душе я был согласен с Ренником.
То, что нас перебросили на это задание, было чем-то необычным и даже невероятным, но я не хотел знать, что на самом деле стояло за этим решением. Когда ответы становятся все мрачнее, вопросы перестаешь задавать.