Блондинка в Париже - стр. 21
– Стоп. Уймись, инфузория глазастая. А то посажу таблицы набивать, вон лежат, ничего не сделано.
– Я убегаю! – закричала Настя.
– Вот и убегай!
– Да, сделаю себе сейчас ванну, – мечтательно произнесла подруга. – Но сначала обязательно заеду в супермаркет.
– В супермаркет, – хмыкнула я. – И что же ты купишь?
– Копчёной колбаски, слоёных пирожков с повидлом и ведёрко клубничного мороженого, – быстро ответила Настя. – В холодильнике-то пусто после поездки.
По её лицу было видно – она действительно мечтает обо всех этих прозаических вещах. Ладно бы назвала что-то изысканное.
– Ведёрко мороженого! Эх, ты! Скажи, а в детстве Изабель не сажала тебя на диету?
– Ещё как! Чего она только не делала! Она, лапочка, страшно переживала, что племянница похожа на сдобную булку. Варила для меня какой-то специальный супчик. Кормила травой, как козу. Капуста, морковка… Потом мы вместе плакали, потому что ничего не получалось. Изабель водила меня к эндокринологу, диетологу, психологу. Записывала на танцы и фигурное катание. В секциях я очень всех веселила – так же, как и в школе на уроках физкультуры. Одноклассники от смеха катались по полу, когда я прыгала через коня или изображала на бревне гимнастический этюд.
– Нелегко тебе пришлось. Всегда насмешки.
– Я привыкла. Адаптировалась.
– А какая у тебя в детстве была любимая игрушка?
– Медвежонок Гришка, – тут же вспомнила Настя. – Лет десять я с ним не расставалась. Но с ним случилась трагедия.
– Какая?
– У нас гостила родственница – моя двоюродная прабабка, из Дементьевых. Кстати, именно благодаря генам Дементьевых моя мама и Изабель уродились необыкновенными красавицами.
– Так значит, твоя мама и Изабель были очень похожи?
– Очень. Я видела фотографию прадеда Василия – Голливуд отдыхает! Вот где настоящий блеск, порода! Представь, старая чёрно-белая фотография, прадед – в черкеске с газырями. Кудрявый чуб выбивается из-под заломленной папахи, глаза горят, усы лихо подкручены – роскошный мужчина! Моя бабушка Таня и её дочки – Марианна и Изабелла – были очень похожи на прадеда Василия. Ты же встречалась с Изабель, знаешь, какой она была обалденной… А мне этой волшебной дементьевской красоты, увы, не досталось. Я пошла в папу, Павла Воробьёва. Я, конечно, очень его люблю, но было бы гораздо…
– Так что случилось с медведем? – перебила я.
– С каким медведем?
– С игрушечным!
– А, да! Немножко отвлеклась. Вот, значит, к нам приехала родственница. Типа, погостить. Старенькая, но боевая, электровеник с пропеллером. Накостыляла Изабель, нет, тогда она ещё была Изабеллой… Ну, не важно! Накостыляла моей любимой тёте, что в доме бардак, и начала убираться, пока нас не было. И выкинула всё, что в её представлении являлось старьём и хламом. Есть такие люди – им бы только выкидывать! Хлебом не корми. Вот не понимаю! Ведь и войну пережила, и голод. По идее, каждую тряпочку должна беречь, вспоминая о трудных временах. Нет же! Выгребла подчистую всё из квартиры, покуражилась, навела порядок, как в операционной. Мой медведь Гришка тоже исчез. Он же был такой старенький, ветхий…
– Ты рыдала?
– Ещё как! Мы с Изабель ходили на помойку, рылись там, искали медвежонка, представляешь? Милая Изабель своими ручками с изящным маникюром копалась в ржавом мусорном баке! От него пахло кислятиной, вокруг кружились мухи. Я стояла рядом и всхлипывала. Нет, не нашли. Ой, Леночка, к концу дня ты вдруг стала такой доброй!