Блондинка и серый волк - стр. 26
— Разглядел все, что надо. Дралась ты как лев. А ноешь сейчас, как будто корова. Так в чем там хреновость твоя?
Сил не было пикироваться совсем. Хотелось на ручки и плакать.
— Я ведь морф только на четверть. Хотя… отец говорит, что все это предрассудки. Оборотничество — это не столько генетика, сколько талант.
Она потянулась, ловя с удовольствием на себе восхищенный взгляд волка.
— В тебе… эээ.. у тебя много всяких талантов, я вообще и не знал что бывают кошки-магички. Я вот колдовать не умею совсем.
Агата фыркнула устало.
— Дурень. Ты просто не учился ничему, кроме формизма. Это ведь тоже — магия. Отец говорит…
— Ты часто его вспоминаешь.
Ее спутник тихо сел рядом, внимательно слушая и продолжая разглядывать.
— Он самый лучший мужчина вселенной. Тигр альфа, гигант настоящий. Удивительный, всегда меня поддерживал во всем. Но мы давно не общаемся.
Говорить об этом было горько. Вспоминать — еще горче.
— Расскажешь?
— Нет. Ты хотел услышать про моего зверя? Ну так вот — я полная бездарь. Бились учителя, тренировали, даже под гипнозом пытались. Видишь ли — у меня тоже семейство совсем непростое. А я — старшая дочь, первая внучка и все такое. Возлагали надежды, а выросла — полный пшик. Тигрицы из девочки не вышло.
— Ну… — раздевающий взгляд волка снова порадовал, — пшиком назвать тебя сложно. Ты сильная, смелая, очень красивая. И потом… знаешь, я слышал, что такие проблемы бывают часто и у оборотней. У самых что ни на есть чистокровных. Ты же частично морфируешь? Далеко? Покажи.
Агата вздохнула. Усталость раскатывала, как каток по асфальту. Но у волка горели глаза, не хотелось его разочаровывать. Сосредоточилась, напряглась, тонкие девичьи руки покрылись густой серебристою шерстью. Показались огромные когти, пальцы укоротились, в штанах стало тесно — это полез предательски хвост. Потянулась, достала его из штанов, (сопровождаемая резким вздохом возбужденного донельзя волка). Звуки все стали громче, запахи — много острее.
— Собственно, все.
— Симпатично. Мне нравится. Женщина-кошка. И за хвост можно поймать, и… Ай! Только когти обрезать. Слушай, а ты, ну… во время... Никогда что ли не обращалась? Все же знают, морфы в приливе чувственной страсти очень часто обращаются просто спонтанно. Поначалу так все поголовно: гормоны, молодость, чувства, то есть течка. Да не дерись ты, я правду тебе говорю.
— Болтун.
Агата обиженно засопела, возвращая себе человеческий облик обратно.
— Теоретик скорее. Что поделать, еще не успел. У нас в клане девушки в эти самые дни, раз в год, охраняются старыми, как те сокровища. Пока замуж не выдадут — ни-ни. Ну а ты-то у нас старая уже. Хоть и драчливая. Кошечка, не обломай пальчики о мои косточки, я очень твердый. Везде, между прочим.
Агата тяжко вздохнула, закрывая глаза. Хотелось заплакать. Зачем вот она рассказала ему это все?
— Эй, тигра, ты правда не знала?
— Отстать от меня, блохоносец.
Повернулась спиной к нему. Нечего видеть хвостатому слезы Агаты.
— Погоди, а этот, мужик твой, тот, на мельнице… Неужто ни разу тебя с ним не тянуло — кусаться, когти там выпускать? Мне сестры рассказывали — крышу сносит, ежели любовь. И не остановить того зверя, не удержать.
Не удержать? Ей вспомнилось все вдруг. С самого первого раза и после, всегда. Какое “не удержать?” — раскачать бы!