Блондинка - стр. 68
Она была уже в седьмом классе. Занималась математикой. Домашнее задание напоминало путаницу из узелков, и ее нужно было распутать. Но стоило только развязать один узелок, как за ним появлялся второй; развяжешь его – тут же возникнет следующий. И новая задача всегда была сложнее предыдущей. Черт побери! Да Глэдис просто бы разрубила узел, вместо того чтобы его распутывать, взяла бы ножницы и чик-чик! Так она выреза́ла колтуны из волос дочери. Черт побери, иногда проще взять ножницы – чик, и все!
До девяти, до того как выключат свет, оставалось всего минут двадцать. О как она спешила! Закончив с уборкой на кухне, с жирными, противными котелками и сковородками, она заперлась в туалете и не глядя напихала в трусики туалетной бумаги. Но теперь вся эта бумага намокла, напиталась той жидкостью, что Норма Джин отказывалась признать за кровь. Совать туда палец? Да никогда в жизни! Ох какая мерзость. Флис, бесшабашная, нахальная и несносная кривляка, могла остановиться прямо на лестнице, по которой шумной толпой сбегают мальчишки, отойти в сторонку, сунуть палец под юбку, потом – в трусики. «Э, аббат пожаловал!» Увидев, что начались месячные, Флис поднимала блестящий красный палец, показывала его другим девочкам, а те возмущенно охали и хохотали. Норма Джин крепко зажмурилась, голова у нее кружилась.
Но я не Флис.
Я не такая, как вы.
Среди ночи Норма Джин часто вставала и тайком пробиралась в туалет. Девочки спали. Ей же нравилось не спать в такой поздний час. Не спать и быть наедине с собой. Много лет назад Глэдис так же бродила по дому среди ночи, точно большая неугомонная кошка, не могла уснуть или не хотела. С сигаретой в одной руке, иногда со стаканом в другой, она нередко подсаживалась к телефону. Словно в киносцене, и слова доносились до Нормы Джин сквозь ватное покрывало сна. Ну привет, думал обо мне, да? Ага, конечно. Да ну?! Ну и что думаешь делать? Ага, ага. Но нас будет трое. Ну, ты меня понял.
В такие моменты в грязном зловонном туалете она волновалась, как будто в кинотеатре, перед тем как погаснут огни, раздвинется занавес и начнется фильм. Но только в том случае, когда Норма Джин точно знала, что она здесь одна. Она снимала ночную рубашку, как снимают в кино накидку, плащ или облегающее платье, и тут же начинала тихо пульсировать киномузыка – по мере того как обнажался в зеркале ее Волшебный Друг. Который прятался доселе под этой жалкой рубашкой и только и ждал, когда бы обнажиться. Девочка, только что бывшая Нормой Джин, уже была не Нормой Джин, а незнакомкой. Девочкой во всех отношениях особенной, какой Норме Джин не стать никогда.
Она с удивлением отмечала, что ее прежде тоненькие руки и плоская, как у мальчишки, грудь теперь словно «наполняются» – именно так, с одобрением, называла она это чудо. Что маленькая твердая грудь быстро растет, становится упругой, а бледно-сливочная кожа на удивление нежна. Сложив ладони в чашечки, она брала в них грудь и не могла налюбоваться – надо же, соски, а вокруг сосков мягкая коричневая кожа, и соски твердеют, а кожа вокруг покрывается гусиными пупырышками. Странно, что у мальчишек тоже есть соски, грудей нет, а соски есть (и мальчишкам от них никакой пользы, ведь кормить ребенка может только женщина). И еще Норма Джин знала (ее сто раз заставляли смотреть!), что у мальчиков есть пенисы – «штуковины», как их еще называли, «болты», «члены» – липкие колбаски между ногами. Из-за них мальчишки были мальчишками и важничали, а девочкам не положено было важничать, потому что не такие уж они важные. И разве не заставляли ее смотреть (правда, то было очень смутным воспоминанием, и неизвестно, всамделишным или нет) на толстые, набухшие влажные и горячие «штуковины» взрослых мужчин, бывших когда-то друзьями Глэдис?