Блокпост - стр. 44
Буквально через пятнадцать с половиной секунд с момента проникновения последовала разрядка: Адольф Мирзоевич дернулся, будто ударенный током, сладострастно крякнул и обмяк. А хищница, пластично зажав его ногами, задушенно взревела:
– Ооооооаа-а-ауссс!!! Ах – ах – ах – оууу!!! Родимый мой! Я люблю тебя – люблю! О Чикатило ты мой! Чикатило… – и принялась исступленно обцеловывать адольфомирзоевическую мокрую плешь.
Испуганно вырвавшись из жарких объятий, Пульман недоуменно уставился на распоясавшуюся красавицу:
– Не понял! Кто-кто?
– Чикатилллааа!!! – томно протянула хищница и вновь потянулась к Пульману. – Я о тебе всю жизнь мечтала! Режь меня, души меня – я твоя!
– Но-но, полегче! – прикрикнул Пульман и опасливо отступил к двери, поспешно застегивая штаны. – Извращенка, блин… Ха! Все кончилось – нет никакого Чикатилы! Заправься – ничего не было у нас с тобой.
– Ладно, – покорно согласилась извращенка, томно улыбаясь и профессиональным жестом вытягивая откуда-то из-под прилавка запасные трусики. – У нас ничего не было…
Адольф Мирзоевич поморщился, вдыхая аромат распаренного женского тела. Сейчас это получилось раз в пять хуже, чем при виртуозных актах мастурбации. Только страшное возбуждение и почти моментальная разрядка – подлинного наслаждения не было вовсе.
«Так себе… Слабое подобие левой руки», – отметил про себя Пульман, а вслух сказал:
– Вот что, красотуля… Я сейчас отсюда выйду, а как закроется дверь, ты тут же забудешь, что здесь произошло. В общем, ты меня никогда в жизни не видела. Ферштейн?
– Ага, – согласилась барышня. – Я тебя не видела. Ферштейн.
– Ну и прекрасно, – пробормотал Адольф Мирзоевич и, немного посомневавшись, напихал в авоську с картошкой всяких дорогих нерусских дрянностей, что были на полках – сколько влезло. Затем выгреб из стола все имеющиеся в наличии деньги, рассовал их по карманам и покинул ларек.
Хлопнув дверью, он некоторое время постоял рядом, прислушиваясь к своим ощущениям, затем подошел к окошку и постучал. Шторки разъехались в стороны, табличка «Обед» исчезла, и в оконном проеме показалось смазливое надменное личико.
– Чего хочу? – высокомерно поинтересовалась продавщица, окинув невзрачную фигуру психотерапевта безразличным взором.
– Во бляха-муха! – восхитился Адольф Мирзоевич. – Прям Мона Лиза, мать твою так! Такая надменность, такая величавость…
– Чо хочу?! – с ноткой агрессии вопросила «надменность». – Говори или отваливай, чудик. Холодильника нет – напитки теплые.
Адольф Мирзоевич хотел было возразить, что насчет холодильника «красуля» явно врет – пару минут назад он больно стукался костистой задницей о ручку «Аристона», каким-то чудом втиснутого в тесное пространство ларька и исправно гудевшего. Но тут же сообразил, что по сценарию ему таких вещей знать не положено, и перешел к делу.
– А ты меня не припоминаешь, красуля? – хитро прищурившись, спросил он. – Ну-ка, присмотрись повнимательнее.
Продавщица некоторое время подозрительно рассматривала психотерапевта, затем неуверенно предположила:
– Ты не из РУОПА?
– Не-а! – Пульман лукаво подмигнул барышне. – А ты подумай хорошенько, подумай…
– К братве ты никаким боком… А! Ты кореш базаркома. Так? – почти утвердительно произнесла продавщица.
– А вот и нет! – опроверг ее Пульман и торжественно заявил: – Я епарь-перехватчик! Ну что – не помнишь?