Блог, или Роман на слабо́ - стр. 9
Впрочем, прекращение игрищ могло произвестись и в пику чрезмерно любопытным вертухаям, чьи рефлективные взгляды в сторону лежбища на лаке полки, совместно со следами пальцев, порою бороздивших глубины пыли на обложке, подсовывали дедуктивный вывод о неутолённом любопытстве: но что же дальше-то в той хулиганской писанине?
Ни-че-го.
Снесите психиатру, авось да высмотрит развитие сюжета и без опоры на очертания букашечек в так никогда и не написанных строках.
Поэтому начало из той точки оказалось фальстартом…
Сигналом дальнейшей попытки стал том издательства Penguin Books в мягкой обложке одолженный мне пару лет спустя (сроком на десять лет) в момент моего отъезда в Закавказье…
Первая зимовка по ту сторону гор проводилась в пионерской комнате двухэтажной школы. Прежде это был просто дом, но затем хозяина раскулачили или же он добровольно отказался от прав домовладения и в деревне появилась школа для обязательного среднего образования.
К моему приезду то или иное событие стало уже достоянием прошлого, а бередить детальными расспросами я воздержался.
Помимо меня в комнатушке на втором этаже зимовали также горн с барабаном и стол заваленный парой десятков книг—школьная, затрёпанная до дыр библиотека—и множество счастливой детворы в пухлых пачках плакатов из плотной бумаги завесивших две стены грамматической наглядностью Английского и Армянского языков. Третьей стены едва хватало для деревянной двери в школьный коридор, а четвёртая состояла из дощатого бортика метровой высоты под рамой балконно остеклённого переплёта.
Один из квадратиков стекла заменялся куском непрозрачной жести с дырой для торчащей наружу буро-ржавой трубы от жестяной печечки ростом по колено окружающим, на её собственных жестяных ножках всё того же же древнего оттенка.
Горн с барабаном безмолствовали на шаткой этажерке у двери, рядом с ними временно помалкивал увесистый колокольчик опоясанный литой надписью «Дар Валдая», пока не затрезвонит сигнал начала/конца урока/перемены.
Неподатливо сучкастые поленья я колол на дрова для печечки под их навесом во дворе, неподалёку от дощатого сортира на две персоны, с двумя дверьми, помеченными буквами Կ и Տ.
Топор постоянно слетал с топорища, школьный сторож Гурген хмыкал в свои проникотиненные усы, а директриса Сурфик объявляла, что из моей манеры колки дров неоспоримо видна интеллигентность.
Ей как видно импонировала безропотность моей реакции на поведение топора – ни единого матюка вслед упорхнувшей железяке ху́евой.
Вечерами печечка накаляла пионерскую до обомления, но к середине ночи холод пронимал даже сквозь ватный матрас поверх брезента раскладушки и утром я из неё вылазил в зимнюю холодрыгу горной местности…
Перевод Улисса был начат не сразу, ибо сперва я углубился—с опорой на Chamber’s 20th Century Dictionary—в Джойсов «Портрет Художника в Молодые Годы», под предлогом потеснее снюхаться со Стефеном Дедалусом, прежде чем в «Улиссе» он вольётся в триумвират основных персонажей.
Хотя, и скорее всего, просто растягивал удовольствие, смакуя воссоединение с мурашнёй…
Если же какое-то место и после Chamber’sа оставалось неясным, то в воскресенье я выезжал автобусом в Степанакерт для консультаций с БCЭС в библиотеке областного центра местной автономии.
На следующий год мне выделили ничейный дом. Однокомнатный, однако из двух этажей – на первом хранилище огрызков школьных парт и вдрызг проржавевшей жести труб и печечек.