Блог, или Роман на слабо́ - стр. 23
…голос звучал отстранённо и глухо, как случается в удушающе густом тумане, бесследно поглотившем любой, наималейший отголосок звука:
– На златом крыльце сидели царь-царевич король-королевич сапожник-портной мильцанер-городовой кто ты будешь такой?
КТО?
ТЫ?
БУДЕШЬ?
…тесный круг откликнулся нестройно нарастающим слиянием лишённых эха голосов: – Шышел!
Мышел!
К Чёрту!
ВЫШЕЛ!!.
…жестяно плоский хор пресёкся разом, вдруг, и в тот же миг пропало беззвучно нервное тиканье пальца по кругу и вместе с ним исчезли все, оставив по себе лишь рыхлую серость – сплошную, без контуров, однако в ней уж брезжили и разливались отсветы более ясного источника, перетекая понемногу в некую направленность…
Всмотревшись, я различил всплывающие из ничего неопровержимо босые ступни ног, моих—обрисовываясь и проступая словно на куске утопленной в проявитель фотобумаги—расставленных широко, чтобы смягчить толчки и качку палубы или вкогтиться и срастись с помостом эшафота, но вместо этого под ними проявилась пористая поверхность асфальта залитого ярким светом солнца.
Я поднял голову и вынуждено зажмурился. Какая боль!.
Где я?
Зря! Ох, как зря я её запрокидывал – слепящий свет дня безжалостно и безвозвратно расплавил всё, всё что в ней было, в моей голове, оставив только шлак невнятно спёкшийся в бесформенные сгустки: вспых поперечной молнии, чёрная щель подобной же горизонтальности…
Затылок щемило и жгло, должно быть ободрался о створки Епифановны… но кто такая Епифановна?!.
Кто я?.
Вокруг меня почти пустая улица прожаренная отвесными лучами солнца, корявый асфальт в дороге разделил два ряда зданий разнокалиберно противостоящих друг другу—лицом к лицу своего поединщика в боевой линии напротив, из точно таких же стен с оттенком утомлённости всем и вся, буквально, включая даже и самоё себя, и тесный строй соратников, и усохшее дерево, усопше застывшее кверху из тротуара пропахшего пылью, и скамью рядом с ним, почти пустую.
Я направился к ней…
Привольно раскинувшийся в центре продольных брусьев её сиденья старик оказался поразительно словоохотливым, однако поток его речевой активности упорно не укладывался в картину осмысленной связности. Журчание за пределами смысла сменялась оживлённостью без постижимого стимула. Спорадически.
Более всего прочего поражали его глаза наполненные картографическими прожилками напряжённо кровеносных сосудов поймавших в свою густую сеть глазные яблоки оттенка сизого тумана, в котором плавали тёмно-карие радужки с широкими зрачками, а те, в свою очередь, плавали тоже, но сдержаннее, чтобы не переплёскиваться на белки.
Подобные органы оптики не редкость, а может быть даже и козырь, в среде прославленных киноактёров и ведущих шоу-бизнесменов Афро-Американской ориентации.
Зная, судя по всему, о такой своей одарённости, он прилагал немало стараний удерживать их в прищуре, что придавало довольно изнурённым чертам его лица выражение статуэток почти смеющегося Будды, явно с целью сбить со следа и панталыку настырных охотников за автографами.
Из-за невнимательности или же вследствие утомления, какое-либо из век порой сползало книзу, что, впрочем, ни на йоту не повышало коллекционерам шанса на успех, в особенности тем, кто, ринувшись за Азиатски жизнерадостным автографом Джеки Чана, вдруг нарывался на угрюмый взор Моргана Фримена из соседнего глаза и наоборот.