Близость оборотня - стр. 15
Охотники – это война. Это несправедливость, прикрываемая властями. Это кровь. Это слезы. Это запах костров. Это деревянные балки, с которых свисают крепкие корабельные веревки, закругленные на концах, ожидая своей жертвы…
— Угощайтесь, что же это я! — спохватилась пышка. — Тем более, что вам очень нужны положительные эмоции! С таким-то соседом!
После ее слов мне на миг показалось, что вокруг стало тихо – будто бы непроницаемое одеяло набросили на всю площадь. Она замерла, и многоголосье стихло, тишина кольнула сердце.
Женщине и самой, кажется, стало не по себе. Она зябко поежилась и довольно громко произнесла:
— Пудра - самая свежая, сладкая, а внутри – мак. Вы еще не раз вернетесь ко мне!
Энк сжал мою ладонь сильнее, потому что она вспотела и начала выскальзывать. Я обернулась за спину – нет, базар все также жил своей жизнью: гремел кастрюлями, отзывался звуками домашних животных, кряхтел деревом.
Старушка пропала, будто ее и не было, оставив после себя тонкий, едва уловимый шлейф цветочных духов – аромат, который был так знаком мне из-за бабушки…
— И все же, — понизила голос толстушка. — Ко мне приходил…волк! Как быть-то, как быть…А ежели он всю мою скотину перетаскает?!
— Спасибо за угощение, — повела я Энка к выходу. — Мы обязательно вернемся.
— Возвращайтесь! И…берегите себя!
Берегите себя – словно ударило в спину, скользнуло ветром между пальцев, охладило перепонки. Берегите!
Домой мы направились уже под вечер, нагулявшись по деревне, зашли во все магазины, которые были поблизости, узнали ассортимент товара тех маркетов, в которые нужно было добираться на колесах, нарвали цветов по пути к асфальтовой дороге, съели и выпили почти все, что накупили у жителей. Руки все еще саднило от тяжелой ноши, и потому я закинула все покупки в рюкзак, чувствуя его приятную тяжесть за спиной.
Чем выше мы поднимались, тем мрачнее становилось окружающая нас действительность. Даже воздух стал плотнее, серее, чем там, внизу, в деревне. Наступающий со всех сторон лес словно желал слизать асфальтовую дорогу, перемолоть корнями, чтобы не оставить ни единого упоминания о присутствии человека тут, на заповедной земле. Даже жужжание ночных насекомых стало тише, или оно провалилось в этот сумрак, который все ближе подбирался к нашим ногам, задумчиво и пристально наблюдал из-за чернеющих кустов, примерялся к прыжку с крон вековечных деревьев, дышал в спину, зная, что даже быстро обернувшись, мы его не увидим.
Хотелось громких звуков, разговоров, песен, но в такой обстановке все страшнее становилось привлекать к себе внимание. Тем более после того, что рассказала на рынке женщина. Неужели и сюда могут прийти охотники? Отобрать то единственное жилье, которое у меня оказалось вопреки всем ухищрениям судьбы, растоптать меня, основательно вдавливая в грязь, от которой я так стремительно бежала?
— Нет, милый, хороший мой Энк, — ободряюще я сжала ладошку сына. — мы не сдадимся никому. Прорвемся. Как всегда.
Железо калитки неприветливо скрипнуло, но я поторопилась скорее закрыть на засов дверь, чувствуя неосознанное облегчение от того, что мы успели добраться до дома до наступления кромешной темноты. Несмотря на то, что поместье встретило нас ожидаемым молчаливым не-гостеприимством, все же дышалось спокойнее, зная, что здесь есть надежные засовы, свет, и кухонные принадлежности, которые могут стать оружием при удобном случае.