Благословение святого Патрика - стр. 21
– Да, Гер, Лизке срочно в библиотеку надо. Да ты заходи, чего в дверях стоишь! – суетилась сзади Катька, чуть подталкивая ее в спину.
– В библиотеку? Жаль… А то посидели бы с нами, Лиза… У меня тут кое-что поинтереснее библиотеки есть… – красноречиво похлопал он по карману ветровки, откуда высовывалось блестящее горлышко бутылки шампанского.
– Нет, спасибо. В другой раз как-нибудь… – скромно опустив глаза, шмыгнула она мимо него.
– Жаль…
Он еще что-то сказал, она уже не расслышала. Пухлая Катькина ручка мелькнула в проеме двери, быстро прошуршал ключ в замке. Она поморщилась, передернула плечами, чувствуя странную неловкость. Слишком уж откровенно этот Герман ее разглядывал… Чего ее разглядывать-то? Одета не модно, косметики на лице нет, обыкновенная мышка-норушка, явно не в его вкусе. Таких, как она, мужчины обычно не замечают. Это и понятно, она же даже кокетничать не научилась. С кем ей было учиться-то? С князем Мышкиным? С Вронским? Или, может, с несчастным Лаевским из чеховской «Дуэли»?
Правда, намечалось что-то такое, еще в школе, в восьмом классе… Обратил на нее внимание один мальчик с красивой фамилией Оболенский. И имя у него было красивое – Марк. Смешной, длинный, в очках… Очень был умный, на всех школьных олимпиадах по физике-математике побеждал. А когда перешли в девятый класс, он исчез… Просто не появился первого сентября в школе – она думала, заболел, может? Потом выяснилось – нет, не заболел. Родители навсегда Марка в Израиль увезли…
В тот вечер она так и прослонялась по улицам, не зная, куда себя деть, и сожалея, что второпях забыла прихватить книжку. Хорошо, в парке на скамье кто-то журнал «Юность» забыл. Полистала, обрадовалась – о, да тут новую повесть Бориса Васильева напечатали! И в рубрике «Зеленый портфель» – рассказ Дины Рубиной! Так и читала до темноты, а потом дождь пошел, и пришлось еще полчаса коротать под козырьком гастронома, что напротив общежития. Эти последние полчаса совсем ее доконали. И, как всегда в таких случаях, память тут же преподнесла поразившее ее когда-то своей точностью выражение из рассказа любимой Дины Рубиной – одиночество разболелось… Да, лучше, пожалуй, и не скажешь. Именно – разболелось.
Когда в окне их общежитской комнаты зажегся свет, приободрилась немного. Значит, скоро Катькин ухажер должен уйти. И действительно – через пятнадцать минут появился на крыльце общежития, пружинисто сбежал вниз по ступенькам. Она долго смотрела ему вслед – надо же, какой уверенный в себе парень… Пришел, увидел, победил. А может, и не победил, просто Катька сама без боя сдалась. Теперь, стало быть, не придется Катьке вечерами книжки читать, как дуре…
Хмыкнула, потрусила через дорогу домой. Катька открыла ей дверь, огорошила радостным воплем:
– Похоже, он на меня запал, Лизка! Сказал, завтра в кино пойдем! И в кафе! А ты говоришь, зачем все так быстро надо! А как иначе-то, Лизка? С такими парнями только так и надо, чтобы все сразу, а голыми руками его не возьмешь!
– Ну что ж… Я за тебя рада, Кать.
– Замерзла, поди? Хочешь, я тебе чаю сделаю?
– Давай…
А потом был еще один вечер. На этот раз она была в комнате одна – Света с Катей ушли на танцы в артиллерийское училище. Вернее, это Света Катьку утащила – та была в плохом настроении, шепталась о чем-то со Светкой, всхлипывала. Ее на танцы не звали, как-то само собой предполагалось, что смысла в этом нет. Привычно устроившись с книгой под лампой – на этот раз рука наугад вытащила из-под кровати Вальтера Скотта, – она углубилась в жизнь высокомерных шотландских аристократов и восставших против них пуритан, отмечая про себя, что текст у Вальтера Скотта все-таки для чтения трудноват. А может, перевод плохой… Но все равно интересно…