Благословение небожителей. Том 4 - стр. 3
Услышав, куда его собираются доставить, Ци Жун побледнел от страха и запротивился, но с лёгким хлопком в воздухе повисло облачко дыма: демон превратился в зелёную неваляшку. Хуа Чэн попросил Гуцзы взять игрушку в руки, и вместе они отправились в путь.
Призрачный город бурлил, как котёл. Демоны сразу узнали принца и, только приметив его, загалдели наперебой:
– Дядюшка!.. Ой, то есть уважаемый друг главы города, вы вновь к нам пожаловали!
– Ба! Неужто соскучились по нашим фирменным закускам?!
Се Лянь как раз прихватил с собой корзинку с куриными яйцами и решил угостить местный народ деликатесами мира смертных. Демоны запрыгали от радости: одни собирались полакомиться гостинцами сегодня же, заправив соусом из собственной крови, другие решили не торопиться, а кто-то даже заявил, что из яйца непременно вылупится оборотень ростом восемь чжанов[1].
Хуа Чэн снял с Ци Жуна заклятие, и, к удивлению собравшихся, в облаке зелёного дыма посреди улицы появился мужчина, сидящий на корточках и обхвативший голову руками. Нелюди тут же учуяли его запах:
– Эй, неужто это Зелёный Демон?
Они окружили его, тщательно обнюхали и радостно захихикали:
– Да, он самый! Припёрся, хрен тупоголовый!
– Мало тебе в прошлый раз досталось? Хватило же наглости снова явиться!
– Найдите способ, как вытащить его душу из тела, не повредив оболочку, – распорядился Хуа Чэн. – И присмотрите пока за малышом.
– Слушаемся, господин!
Несколько прелестных демониц тут же обступили Гуцзы, подхватили его на руки и, напевая песенку, принялись убаюкивать. Остальная нечисть затеяла игру в салочки с Ци Жуном: тот, громко завопив, бросился наутёк, а демоны погнались за ним. Хуа Чэн с Се Лянем некоторое время наблюдали за этой забавой, а затем развернулись и направились в храм Тысячи Фонарей.
Они неспешно вошли в зал и приблизились к нефритовому столику для подношений, на котором по-прежнему лежали «четыре драгоценности кабинета учёного»: кисти, тушь, бумага и чернильный камень. Се Лянь в последнее время пребывал в мрачном расположении духа, но при виде письменных принадлежностей не удержался от улыбки:
– В прошлый раз я просил тебя чаще практиковаться в свободное время. Но, похоже, с тех пор ты так и не занимался каллиграфией?
Хуа Чэн откашлялся:
– Гэгэ, ты раздал всю еду, которой меня угостили за труды. Чем же я буду ужинать?
Принц, подражая его манере, вскинул брови:
– Не переводи тему.
– Я могу упражняться с мечом, но не с кистью. Когда тебя нет рядом, чтобы учить меня, я переживаю, что делаю всё неправильно, и с каждым разом совершаю всё больше ошибок.
Се Лянь поднял брови ещё выше:
– Саньлан, ты такой способный, неужели что-то тебе не под силу?
Хуа Чэн обмакнул кисть в тушь и с деланой скромностью ответил:
– Я серьёзно, гэгэ, позанимайся со мной.
– Начни, а я посмотрю, – вздохнул принц.
Се Лянь наблюдал за тем, как он старательно выводит строчки на бумаге, но уже на второй не выдержал и воскликнул:
– Остановись! Ты… В общем, хватит.
Ни к чему переводить хорошие письменные принадлежности.
Князь демонов, закончив иероглиф, повиновался и оторвал кисть от бумаги.
– Саньлан… пожалуйста, никому не рассказывай, что это я учил тебя каллиграфии, – покачал головой принц.
– Гэгэ, я правда стараюсь. – В голосе Хуа Чэна прозвучала обида. Прославленный князь демонов, гроза трёх миров, смиренно выслушивал замечания, словно ученик начальной школы.