Благие негодники - стр. 11

Самих клуриконов я отправил посылкой в Ренн. В Бретани у меня есть несколько знакомых, которые знают, что делать с взбесившимися фейри.

Правда, посылка обошлась мне в круглую сумму, и я вновь остался без средств к существованию. И здесь волей-неволей начнешь завидовать Двадцать Третьему, который мог неделями обходиться без еды.

Словно прочитав мои мысли, Двадцать Третий возник в дверях кирхи. И перебирая между пальцами странную карту, сообщил:

– Я, кажется, понял, почему тебя пинками выгнали из Ватикана: тебя хрен прокормишь.

– Какой ты сообразительный. Что это у тебя в руке?

– Это карта Таро, «Маг» вроде бы. Лежала среди сокровищ клуриконов, но никто из мертвых так и не признался, чья она, так что я решил оставить себе. Да и нарисована она крайне необычно. Взгляд притягивает.

– Если не ослепнуть от голода.

– Ой, да брось ты. Не ослепнешь. Мы оба знаем одного парня, у которого в закромах должна найтись оленина в брусничном соусе, – победоносно сказал демон, бесцеремонно набирая Отто. – И он с нами обязательно поделится.

Кто слушает слово и не исполняет, тот подобен человеку, рассматривающему природные черты лица своего в зеркале: он посмотрел на себя, отошел и тотчас забыл, каков он

иак 1:23

Когда Двадцать Третий устал от однообразия деревенской жизни (а однообразие ему наскучило меньше чем за месяц), он стал поглядывать на Гугл Карты в поисках приключений. И хотя я пытался объяснить ему, что ни о каких приключениях не может идти и речи: у него есть приход и заботы прихода, – рогатый паскуда все же сбежал в Нюрнберг, где наши пути в очередной раз пересеклись. Двадцать Третий приехал с желанием кутить и морально разлагаться, а я никак не мог позволить демону заниматься столь губительной деятельностью, поэтому присоединился к лжесвященнику. Ему – строгий надзор, а мне, как говорится, халявное пиво и завтрак.

Завтракать Двадцать Третий предпочел в Ремесленном Дворике – милом районе Нюрнберга возле крепостной стены, где находится несколько десятков различных лавочек с едой, сладкими подарками, сувенирами и изделиями немецких мастеров: игрушками, глиняной посудой, украшениями – всем, что душе угодно. В предадвентовое время этот район города воистину преображается: по всем улицам развешивают гирлянды, в воздухе начинает витать первый аромат Нюрнбергских пряников, вишневого штоллена и глювайна. При этом деревья еще не сбрасывают окончательно осеннюю листву, и вы оказываетесь будто вне времени.

После завтрака я решил заскочить в гости к фрау Шпинне, которая владела лавкой оловянной посуды. В Нюрнберге вы точно не пропустите эту лавку, особенно если интересуетесь антиквариатом. Сама фрау Шпинне была ни дать ни взять кумо. Еще в семнадцатом веке ее совсем маленькой девочкой вывез из Японии какой-то гайдзин-голландец. Сначала паучиха-оборотень жила в Антверпене, затем перебралась в Нюрнберг.

Стареют кумо очень медленно. В свои неполные четыреста лет фрау выглядела как бодренькая старушка лет семидесяти. Будучи одной из самых древних жительниц Нюрнберга, она знала каждого его жителя, но мало кто знал ее. Раз в двадцать лет она меняла лицо. Как именно? К сожалению, поедала какую-нибудь несчастную. Как рассказывала сама фрау, в последние сто лет она выбирала несчастных одиноких женщин, которые либо были уже неизлечимо больны и ждали смерти, либо каждый день приносил им мучения, но они слишком боялись наложить на себя руки. Фрау усыпляла их своим ядом и забирала лицо. Я не в восторге от ее понимания милосердия, но пользы от паучихи было больше, чем вреда.