Блабериды - стр. 34
Она вернулась, одетая уже в джинсы и тонкий свитер, висящий на узких плечах. Она помешкала в проходе, вытеснила меня с крыльца, села на ступеньку и закурила.
– Куришь? Нет? Вадька тебя прислал?
В хриплом голосе была надежда. Я снова представился и объяснил всё заново.
– Крыша, – показал я наверх. – Крыша у вас провалилась, я так понял. Течёт ваша крыша.
Коростелёва не заметила двусмысленности фразы.
– Брат ваш просил разобраться, – добавил я. – Брат. У вас есть брат?
– Так Игорь что ли?
– Да, Игорь.
– И что? Чего хочешь-то?
– Крышу посмотреть. Где провалилась?
– А, крыша… – она рассеяно глядела на свои громадные коричневые тапки. – На крышу, эта, с задов ступай, погляди.
Сигаретой она повертела в воздухе, оставив что-то вроде автографа.
За углом дома был глухой сад. Паразитные клёны пожрали другие деревья, а их тень пожрала траву. Пахло влагой и клопами.
Последняя надежда сделать путную историю рухнула и разбилась, как тот кусок шифера, что откололся от середины коростелёвской крыши. Это был просто кусок шифера размером с оконное стекло, следы которого лежали на бетонном отмостке вокруг дома.
– Сильно течёт-то? – спросил я, вернувшись.
– Да когда как… – махнула она рукой, кокетливо заломив её; сигаретный пепел почти касался щеки. – У меня это, знаешь, крыши под полом.
– Какие крыши? – не понял я.
– Мыши, – поправила она равнодушно. – Сожрут меня ночью.
– Стоп. С мышами потом. У вас крыша течёт. И травма, мне сказали, какая-то. И дочь где ваша? Вам помощь нужна?
– А кто тебе сказал? – удивилась она моей информированности.
Разговор не сдвинулся с мёртвой точки, пока Анна не выкурила ещё две сигареты, запихивая тщательно обслюнявленные бычки в щели ступенек. Свет перестал резать ей глаза.
– Крыша, да… – сказала она, наконец, с грустью. – Вот когда дождь, то это самое… Течёт там. По стене сочится, когда дождь. Вот так во всю стену пятно. Там побелить бы.
– А что председатель ваш, филинский? Говорят, обращались к нему.
Она подняла лицо. Глаза её чуть косили и поэтому смотрели клином, клин упёрся мне в переносицу, скользнул ниже, но всё время мимо глаз. Потом её взгляд разочарованно ушёл с моего лица.
– Ну, председатель. Что председатель? Ну что?
– Что, что. Помогает он или нет?
Алкоголичка хмыкнула и дёрнула плечами.
– Досок вон дал, шиферу какого-то. А толку-то?
Докурив сигарету, она ушла в дом, и ещё некоторое время я ощущал её запах на своём лице.
Я обошёл дом. Фотографировать не хотелось. Я распалял себя мыслью, что это и есть глубинка без прикрас. Я убеждал себя, что в офисе, налив кофе в огромную кружку, я найду правильные слова. В офисе, может быть, найду. Но сегодня думать о Коростелёвой и её доме мне не хотелось. Я не испытывал сочувствия.
Послышался звук подъезжающего автомобиля. Я вышел за кучу мусора, чтобы взглянуть, не мешает ли моя машина проезду. Прямо за кучей остановился старый внедорожник «Опель», из которого выпрыгнул человек в светло-голубой рубашке. Он был небольшого роста, но складный, как садовый гном.
– Вы корреспондент? – спросил он, протягивая руку на ходу. – Кожевников. Председатель.
– Здравствуйте, Иван Дмитриевич. Спасибо, что приехали.
После вяжущего разговора с Коростелёвой вид председателя вернул мне рабочее настроение.
Жестом он приказал следовать за ним. Вид у него был нетерпеливый и решительный. Мы обогнули кучу мусора и подошли к крыльцу.