Блабериды-2 - стр. 62
– Вы даже не слушаете меня. Вы думаете о своём доме, который построите следующим летом, угадал? Вот ваша настоящая страсть.
Танцырев усмехнулся:
– Вы ревнуете к моему будущему дому?
– Нет. Но вы ведь не женаты? Для кого вы строите эти хоромы? Для медсестричек?
– Некоторые ваши слова действительно меня задевают.
– Ну и что? Вы сами напросились. Я не понимаю, как нормальный человек может стать психоаналитиком. Слушать чужие бредни про эрекцию, поллюции, мастурбацию…
– Это тоже часть нашей жизни. Хирурги не испытывают отвращения от вида кишок.
– У вас на всё готов ответ! А я знаю, что вас привлекло. Вас привлёк этот венский кабинет. Посмотрите на себя: причёска, как у доктора Фройда, борода, как у доктора Фройда. И деньги! Много денег! Вы ведь даже получили диплом какого-то немецкого университета. Кстати, а почему не венского? Какой нелепый просчёт.
Я услышал движение за спиной. Танцырев вышел из-за стола, поставил напротив кушетки стул и сел на него верхом, облокотившись на спинку. Я поднялся рывком. Закружилась голова.
Танцырев несколько секунд смотрел на меня. Кажется, мне удалось его задеть. Он заговорил:
– Я поступил на факультет психологии, потому что думал, что психология – интересная наука. Я быстро разочаровался и перевёлся в другой институт. В психоанализ я попал случайно благодаря одному старому профессору. У меня состоятельные родители. Я действительно учился в Германии. В молодости я считал себя знатоком человеческой натуры, но это оказалось заблуждением. Мне понадобилось много времени и сил, чтобы разобраться со всем и найти своё место. Большая часть работы психоаналитика – это извлечение пустой породы. От этого действительно устаёшь. Но единственный драгоценный камень стоит всех усилий.
Он отпил воды и продолжил.
– Вы правы: мне хорошо платят. Психоанализ в моде. Я действительно строю дом и много думаю о нём. Иногда я спрашиваю себя: остался бы я в профессии, если бы мне платили меньше? И отвечаю: остался бы. Вы считаете себя случайным попутчиком, но я смотрю на всё по-другому. Люди кажутся одинаковыми лишь при поверхностном знакомстве. Чем больше узнаёшь человека, тем больше в нём уникальности. И, поверьте, случаев вроде вашего в моей практике ещё не было.
Он так разгорячился, что даже покраснел.
– Спасибо, что объяснили, – ответил я, глядя в пол.
Мне стало слегка стыдно.
– Стоп! – Танцырев привлёк моё внимание жестом.
Он смотрел прямо на меня. Прямые брови держали на весу его тяжёлый косоватый взгляд, словно крылья самолёта.
– Вы ещё злитесь. Продолжайте злиться. На кого вы злитесь?
– На вас. Вы же пристаёте.
– На кого ещё?
Я пожал плечами. Танцырев вдруг стал резким, как военрук:
– Ну-ка, сосредоточьтесь! О ком вы подумали? Продался за деньги? Борода, как у Фройда? Ну? Посмотрите на меня – у меня нет бороды.
Он провёл рукой по гладкому подбородку.
– О ком вы думали? – допрашивал он. – Кто из ваших знакомых носил бороду? Ну? Человек с бородой? Кто это?
– Отец?
– Вот, – подытожил Танцырев, обмякая.
Шея его покрылась аллергической краснотой. Я повалился на кушетку и сказал мухе:
– Отец носил бороду, но он никому не продавался. Он в университете преподавал.
– За что же вы на него так злы?
– Это ложный след.
– Ладно, – выдохнул Танцырев. – К этому мы ещё вернёмся. Поговорим о субботнем вечере.