Битва за Крым. Оборона Севастополя - стр. 2
Подстраховавшись с подчиненными, Октябрьский решил подстраховаться и у начальства, напрямую обратившись не к своему непосредственному начальству наркому ВМФ Кузнецову, а сразу в Генштаб к Г.К. Жукову. Адмирал доложил: «Система ВНОС флота докладывает о подходе со стороны моря большого количества неизвестных самолётов; флот находится в полной боевой готовности. Прошу указаний».
Георгий Константинович спросил адмирала:
– Ваше решение?
– Решение одно: встретить самолёты огнём противовоздушной обороны флота.
Переговорив с наркомом обороны С.К. Тимошенко, Жуков ответил Октябрьскому:
– Действуйте и доложите своему наркому.
А пока Октябрьский, Жуков и Тимошенко обсуждали традиционный русский вопрос «Что делать?», в штабе флота Рыбалко и Елисеев конкретно решали, что ответить начальнику ПВО полковнику Жилину. В конце концов, Елисеев отважился:
– Передайте приказание открыть огонь.
– Открыть огонь! – скомандовал Рыбалко начальнику ПВО.
Но Жилин также хорошо понимал весь риск, связанный с этим, и вместо того, чтобы произнести кратное «Есть!», он ответил:
– Имейте в виду, вы несете полную ответственность за это приказание. Я записываю его в журнал боевых действий.
А тем временем германские самолёты уже были над городом. Внезапно включились прожекторы и открыли огонь зенитные батареи Севастополя. Всего город защищали сорок четыре 76-мм зенитные пушки, подчинявшиеся флоту. Постепенно к огню береговых зениток стали подключаться и зенитные орудия на некоторых кораблях. Задержка в стрельбе на кораблях была связана с тем, что к трем часам ночи ещё ни один корабль не перешел на боевую готовность № 1. Сделано это было гораздо позже. Так, к примеру, флагманский корабль-линкор «Парижская Коммуна» перешел на боевую готовность № 1 лишь в 4 ч. 49 мин., то есть уже после вражеского налёта.
В 3 ч. 48 мин. на Приморском бульваре взорвалась первая бомба, через 4 минуты на берегу напротив Памятника затопленным кораблям взорвалась ещё одна бомба. Но это полбеды. В штаб флота оперативному дежурному с постов связи, с батарей и кораблей доносили, что в лучах прожекторов видны сбрасываемые парашютисты. Генерал-майор Моргунов доложил, что недалеко от 12-й батареи береговой обороны сброшено четыре парашютиста.
– Усилить охрану штаба! – последовала реакция Рыбалко.
В городе началась паника. Поднятые по тревоге моряки и сотрудники НКВД бросились искать парашютистов. Поднялась беспорядочная стрельба.
Наутро выяснилось, что никаких парашютистов нет, а на улицах только среди мирных жителей подобрали 30 человек убитыми и свыше 200 ранеными. Понятно, что это дело не двух бомб.
Рано утром 22 июня Крымский обком партии (секретарь обкома Булатов) телеграфировал горкомам и райкомам партии о введении военного положения в Крыму: «…приведите в боевую готовность партаппарат, все средства воздушной обороны. Поднимите отряды самообороны, мобилизуйте для них автомашины, вооружите боевым оружием, организуйте сеть постов наблюдения за самолётами и парашютными десантами, усильте охрану предприятий, важнейших объектов…»
Но вернёмся в Севастополь. К четырём часам утра вражеский авианалёт кончился, а ещё через 13 минут над городом появились наши истребители. Налёт производили самолёты Хе-111 из 6-го отряда эскадрильи KG4, базировавшейся на аэродроме Цилистрия в Румынии. По советским данным, зенитчики сбили два «хейнкеля», но на самом деле все германские самолёты вернулись на свой аэродром.