Битцевский маньяк. Шахматист с молотком - стр. 10

Летом 1989 года Александр Пичушкин благополучно сдал выпускные экзамены, получил аттестат о среднем образовании и вернулся в квартиру на Херсонской улице. Здесь все было как прежде. Разве что отчим сменился: теперь его место занял пожилой усатый мужчина, походивший на преподавателя физкультуры в интернате. Новый спутник матери, подросшая сестра, которой требовалось место, чтобы разбрасывать свои вещи, да и сама Наталья были совсем не рады возвращению молодого человека. Александр безвылазно сидел то в комнате, то на кухне, без конца устраивал набеги на холодильник и начинал огрызаться всякий раз, когда его пытались призвать к ответу. За годы учебы в интернате он стал для домочадцев совершенно чужим. Кем-то вроде назойливого друга семьи или дальнего родственника, который как придет, так и не вытуришь. Причем если раньше можно было успокаивать себя тем, что скоро Саша вернется в интернат, то теперь приходилось привыкать к тому, что он больше никуда не уедет.

– Куда поступать собираешься? – спросила его как-то мать, помешивая остро пахнущее варево в огромной кастрюле. Ей не было дела до планов сына, но, раз уж он околачивается на кухне, нужно проявить хоть какое-то внимание.

– Не знаю. В интернате все в ПТУ на Нагорной поступают, а я вот думаю, может, на работу пойти или в школу еще на два года, – искренне ответил сын. Только выпалив эту тираду, он вдруг понял, что не стоило всего этого говорить, никому не интересно.

– Глупости. Все поступают, значит, так надо. Какая тебе школа? Ученым хочешь быть? Знаешь, сколько сейчас ученые получают? – проворчала женщина. Ей отчего-то было неприятно слышать о том, что там парень думает. Какая школа после интерната? Чему их там учили? Как два и два складывать и по слогам считать?

– Не ученым, просто думал… – стушевался Александр.

Вскоре он подал документы в ПТУ № 66 на Нагорной улице, а остаток лета провел в основном на детской площадке. Там были установлены лавочки и турники, а большего Пичушкину и не требовалось. По утрам он тренировался, а к середине дня сюда подтягивались старые друзья дедушки, которые трепали Сашу по голове и разрешали сразиться с ними в шашки. В шахматы с отъездом Эльмурада во дворе стали играть редко. Когда дед приезжал к дочери погостить, по старой памяти устраивали турниры, но такое случалось один или два раза в год.

– Не время сейчас для долгих партий. Все быстро происходит: ход-два и в дамках, – любил повторять Сергей Иванович, старик с водянистыми глазами. Его внук окончил тот же интернат, что и Александр, и за эти пару лет успел вынюхать столько клея, что сейчас уже не вполне походил на человека. Старик обычно с грустью наблюдал за тем, как тот корчится в судорогах на углу дома, но никогда не подходил. Пройдет пара часов, и непутевый отпрыск сам прибежит к деду с просьбой дать денег.

– Он же только за деньгами к вам бегает, – хмыкнул как-то Александр, наблюдая за парнем, который трясущимися руками прячет в карман несколько смятых купюр. Их старик вытащил из импровизированного кошелька – белого пакета из-под молока, закрытого с помощью скрепки.

– Знаю, но боюсь, – махнул рукой пожилой мужчина, с преувеличенным интересом расставляя шашки.

– Боитесь? Он вас обижает? Не давайте ему в следующий раз, если попросит. Я с ним разберусь, – предложил Пичушкин, не замечая, как сжались его кулаки от вспыхнувшего в нем гнева.