Размер шрифта
-
+

Биоген - стр. 48

«Тракторный завод».

«Нефтемаш».

«Нефтепереработка».

Завод органического синтеза – один из крупнейших химических заводов в Европе.

Абразивный завод, асбесто-технический и так далее…


– Мальчик, ты дорогу до «Каустика» знаешь?

– Знаю.

– А до «Химпрома» знаешь?

– Знаю.

– А до Капустина Яра знаешь?

– Знаю.

– А хорошо знаешь?

– Как свои шесть пальцев!


«У меня не тоска по родине, а тоска по чужбине», – сказал как-то Федор Тютчев, живя на территории экологически чистой империи, без призрака коммунизма, которому сам же и запретил шляться по России, ограничив его передвижение Европой[170].

Мульт: И был прав!

4

И вот, когда мама взяла новоиспеченного первоклашку за руку и повела его на трамвайную остановку, я потопал за ней по утреннему асфальту. Но, оказавшись у киоска с мороженым, остановился, желая ускорить процесс конвекции[171] своей головы, и заголосил что было мочи.

– Мама, купи мне мороженое! Я знаю волшебное слово – пожааалуйста!

Но мама строго ответила:

– Нет! Ты испачкаешь школьную форму.

– Ну, мамочка, ну, купи! – схватил я ее за руку и стал тянуть к только что открывшемуся киоску, стоящему в двух шагах от остановки, где мы ожидали трелик.

Люди из очереди (все вкусное в СССР продавалось только в очередь) стали с улыбкой смотреть на меня и с упреком на маму.

То на меня, то на маму.

То на маму, то на меня.

То на маму и меня сразу.

То на круглую продавщицу, достающую из холодильного прилавка вафельные стаканчики и сворачивающую при этом губки в трубочку. То на мелочь в кошельке. То на старенькую бабульку, стоящую рядом с весами и предлагающую всем взвеситься за пять копеек. То на общественный туалет, расположившийся напротив рынка, во втором доме Аллеи Героев. То на трамвай, подошедший со стороны цирка.

То на голубое небо.

То на серый асфальт.

То на стрекозу, приземлившуюся на белый колпак продавщицы мороженого.

То на трубочку губок, сворачивающих стаканчики вафельных прилавков в круглый холодильник.

То на кошелек в мелочи.

То на весы, предлагающие всем взвесить пять копеек за старенькую бабульку.

То на рынок, притаившийся в туалете второго дома Аллеи Героев.

То на цирк, подошедший со стороны трамвая.

То на колпак, приземлившийся на белую стрекозу мороженого.

То на меня, то на маму.

То друг на друга.

То – интроспекция…[172]

Но мама сохраняла непоколебимую твердость, так как времени на возвращение домой и переодевание Дэйва в случае порчи костюма мороженым уже не было.

Я подбежал к «человеческой колбасе» и, вклинившись в нее, закричал так, что голуби, клевавшие кожуру от семечек подсолнуха, выплюнутые цыганом на корточках из кладезя золотого рта, шумно поднялись вверх и тут же приземлились вниз около газетного киоска, распродававшего свежую «Правду» в бумажном исполнении, так как через дорогу находился подвал с ватерклозетами:

– Я никогда в жизни не ел мороженое! Мама, купи, пожалуйста! Хоть сегодня – в честь Первого сентября!

В это время подъехал наш трамвай, и мама завела меня в первый вагон, где я сразу залез на кондукторское место, гордо возвышавшееся над остальными и пустовавшее, потому что тетя «с толстой сумкой на ремне, с цифрой “5” на медной бляшке, в синей форменной фуражке»[173] была занята привычным делом (обилечивая вновь прибывших пассажиров) и не заметила первоклашку, захватившего ее трон.

Страница 48