Биоген - стр. 38

Сократ:

– А они?

Диоген:

– Они больше не являются.

Сократ:

– Не являются?

Диоген:

– Нет. Они здесь живут. А когда клиент (народ) просыпается, отвлекаясь от угрозы, и возвращает сознание в дом, они клофелинят его по новой и продолжают обирать хату.

Сократ:

– Странно. Неужели кто-то из клиентов до сих пор верит в то, что, имея столь современные технологии и средства прослушки, пронюшки и прослежки, миллионная армия спецслужб не способна выловить кучку бандитских авторитетов и разрушить пирамиду зла?

Диоген:

– А как ты это себе представляешь?

Сократ:

– Обыкновенно.

Диоген:

– Ты предлагаешь, чтобы они ловили самих себя?

Сократ:

– Нет, я предлагаю, чтобы они ловили тех – других!

Диоген:

– А никаких других нет…

Костяным гребнем, сделанным из пасти белой акулы, Диоген старательно расчесывает непослушную курчавую густую бороду и поднимает на меня прищуренные, смеющиеся глаза. В этот момент он напоминает мне дедушку Вову с портретов в школе и в приемных у губернаторов. Взяв в руки стакан парного козьего молока и выпив его до половины, философ наставляет меня, пока Сократ анализирует диалог:

– Видишь ли, в понимании шутника Демокрита, с которым я во многом согласен, «мера – это соответствие поведения человека его природным возможностям и способностям. Через призму подобной меры удовольствие предстает уже объективным благом, а не только субъективным чувственным восприятием»[118]. Поэтому, когда ваша страна исчерпает запасы нефти или в ней отпадет нужда, люди будут вспоминать это время (меру), как золотую пору экономического подъема (удовольствия), на фоне будущего «писца» (призмы), не понимая, что просто размеры лотерейного купона были такими огромными и такими жирными, что поджелудочная железа вертухаев надорвалась, не справилась, не смогла выработать необходимое количество пищеварительных ферментов и утащить, слизать, спустить в желудок экономического казино весь выигрыш оптом, передав его вобизорную[119] часть вирусам, населяющим государство.

Закончив осмысление диалога, Сократ запевает:

– На зеленом сукне казино, что Российской империей называлось еще вчера, проливается кровь, как когда-то вино…

Диоген подхватывает:

– Го-спо-да, ставки сделаны! Го-спо-да, ставки сделаны![120] Сократ, обрывая песню:

– Диоген, историческая рулетка – азартнейшая игра человечества! И ставками в ней служат – еще при жизни – ад и рай.

Диоген, вынимая из-под халата бутыль древнегреческого вина:

– «Ад и рай – не круги во дворце мирозданья, ад и рай – это две половины души».

Сократ (вынимая из кармана халата глиняные пиалы):

– «Вселенная сулит не вечность нам, а крах. Грех упустить любовь и чашу на пирах!»[121].

В этот момент раздается грохот входной двери, и трибуну формирующегося лидерства захватывает рогатый незнакомец в черном, с пробитым верхом, котелке, из которого торчит рог.

– «Единорог!» – мелькает у меня первая ошибочная мысль.

Выхватив у растерявшегося Сократа микрофон, незнакомец безапелляционно заявляет:

– Ну, раз уж вы заговорили здесь про ад, у меня возник закономерный вопрос: а где храмы, посвященные Дьяволу?.. Имейте совесть, господа! Где скопление храмов, учитывая количество грешников, посвященных владыке подземелья, в которых можно было бы попросить о снисхождении к попавшим в его царство отцам, дедам, прадедам и всей остальной грешной родне, а заодно и к героям прошедших и приближающихся войн, которых теперь жарит, парит, томит и фарширует шеф-повар главной катакомбы мира.