Беззумный Аддам - стр. 44
«Прекрати!» – командует себе Тоби. Вот так все и начинается среди выброшенных на необитаемый остров, жертв кораблекрушения, жителей города в осаде: ревность, раздоры, брешь в стене защиты групповых интересов. А потом враг, убийца тенью проскальзывает в дверь, которую мы забыли запереть, потому что нас отвлекли наши черные двойники. Мы в это время нянчили свои мелкие ненависти, взращивали затаенные обиды, орали друг на друга и били посуду.
Замкнутые группы в кольце врагов подвержены такому нагноению: склонны к мести и вражде. Вертоградари в свое время устраивали сеансы глубинного самоосознания – именно для того, чтобы с этим бороться.
С тех самых пор, как Зеб и Тоби стали любовниками, Тоби начали сниться сны, в которых Зеб исчезает. Он и вправду исчезает, когда она спит, потому что на ее односпальном ложе – прямоугольном выступе, торчащем из пола в комнатке-чулане, – недостаточно места для двоих. Так что Зеб каждый раз посреди ночи удаляется крадучись, будто в древней комедии, действие которой происходит в английской загородной усадьбе – и ощупью в темноте возвращается к себе в закуток.
Но в снах он исчезает по-настоящему: уходит далеко, и никто не знает, куда. А Тоби стоит у забора, окружающего саманный дом, – смотрит на дорогу, уже заросшую лианами кудзу, засыпанную обломками разрушенных домов и разбитых машин. Слышится тихое блеянье – или это плач? «Он не вернется, – говорит акварельный голос. – Он больше никогда не вернется».
Голос женский. Кто это? Рен? Аманда? Сама Тоби? Сценарий слащаво-сентиментален, как открытка в пастельных тонах – бодрствующую Тоби он раздражал бы, но во сне она теряет способность иронизировать. Она так плачет, что одежда промокает от слез, фосфоресцирующих слез, мерцающих, как сине-зеленое газовое пламя в том, что становится темнотой – может, Тоби в пещере? Но тут к ней приходит большое животное, похожее на кошку, и начинает ее утешать. Оно трется о ее ногу, мурлыча, как ветер.
Она просыпается и обнаруживает рядом с собой мальчика из Детей Коростеля. Он приподнял край отсыревшей простыни, которой обмотана Тоби, и осторожно гладит ее ногу. От него пахнет апельсинами и чем-то еще. Цитрусовый освежитель воздуха. Они все так пахнут, но молодые – сильнее.
– Что ты делаешь? – спрашивает она, изо всех сил стараясь говорить спокойно. «У меня жутко грязные ногти на ногах», – думает она. Обломанные и грязные. Маникюрные ножницы; добавить в список для восторгания. Кожа у Тоби грубая по сравнению с идеальной кожей руки мальчика. Это он светится изнутри, или у него кожа настолько тонко проработана, что отражает свет?
– О Тоби, у тебя внизу ноги, – говорит мальчик. – Как у нас.
– Да, – соглашается она. – Ноги.
– А у тебя есть груди, о Тоби?
– Да, и они тоже, – она улыбается.
– У тебя две? Две груди?
– Да, – отвечает она, воздерживаясь от соблазна добавить «пока что». Интересно, а чего он ждал – одну грудь, три, а может, четыре или шесть, как у собак? Видел ли он когда-нибудь собаку вблизи?
– О Тоби, а у тебя между ног выйдет ребенок? Потом, когда ты станешь синей?
О чем он спрашивает? О том, могут ли рожать люди вроде нее – не Дети Коростеля? Или о том, может ли рожать она сама?
– Если бы я была моложе, тогда у меня мог бы выйти ребенок. Но не сейчас.