Беззаботные годы - стр. 24
Вилли повесила трубку. Бедная Джессика! Первая красавица в семье, годом моложе ее, а замуж впервые вышла в двадцать два, накануне битвы при Сомме, где ее мужу оторвало ногу и, хуже того, расшатало нервы. Он был из обедневшей семьи и рассчитывал сделать карьеру в армии. Когда-то, в некотором смысле и до сих пор, он обладал бездной прямодушного обаяния, он нравился всем с первого взгляда. Его вспыльчивость и врожденная неспособность сосредоточиться хоть на чем-нибудь проявлялись лишь после того, как кто-либо вкладывал деньги в его птицеферму или, как в случае Джессики, выходил за него замуж. У них было четверо детей, они остро нуждались в средствах. Джессика никогда не жаловалась, но явно считала жизнь Вилли идеальной и беззаботной, и это невысказанное сравнение пугало Вилли. Потому что если и вправду у нее есть все, почему же ей постоянно чего-то недоставало? Медленно поднимаясь по лестнице, она старалась не развивать эту мысль.
Когда явно надувшаяся Полли ушла наверх, Сибил позвонила, чтобы Инге убрала поднос с чайной посудой. Сибил изнемогала. Казалось, с вынашиванием еще одного ребенка после такого долгого перерыва резко обострились все ее недомогания. В доме уже не хватало места для всех, но Хью был привязан к нему. А когда Саймон будет дома, то есть на каникулах, в отличие от Полли, которая всегда дома, им просто будет негде находиться, кроме как у себя в спальнях. Няня Маркби ясно дала понять, что не потерпит присутствия в детской старших детей. Конечно, это лето все они проведут в Суссексе, но на Рождество им придется туго. Она тяжело поднялась с дивана и направилась к роялю, чтобы закрыть его. И не смогла припомнить, чтобы так же мучилась, вынашивая старших детей.
Вошла Инге и остановилась в дверях, ожидая распоряжений. Горничная-англичанка просто убрала бы поднос, подумала Сибил.
– Будьте добры, уберите со стола, Инге.
Она наблюдала, как девушка ставит тарелки в стопку и грузит их на поднос. Неказистая внешность: широкая кость, мучнистый цвет лица, сальные волосы цвета пакли и выпуклые блекло-голубые глаза, взгляд которых становится то пустым, то бегающим. Собственная инстинктивная неприязнь вызывала у Сибил чувство неловкости. Если бы не отъезд, она выставила бы Инге, но не хотела, чтобы Хью пришлось обучать новую прислугу в ее отсутствие. Когда посуда была составлена на поднос, Инге заговорила:
– Кухарка спрашивает, в какой фремя вы ушинать.
– Пожалуй, не раньше десяти, после концерта. Передайте ей, пусть оставит ужин в столовой и идет спать. А мисс Полли подайте ужин на подносе в ее комнату ровно в семь.
Инге не ответила, и Сибил уточнила:
– Вы поняли меня, Инге?
– Ja, – она не сводила глаз с живота Сибил и не двигалась с места.
– Благодарю, Инге, это все.
– Для одного ребенка живот слишком большой.
– Довольно, Инге.
После паузы, похожей на легкое пожатие плечами, она наконец унесла поднос.
Она тоже недолюбливает меня, подумала Сибил. Взгляд, которым горничная смотрела на нее, был (она не сразу подобрала точное слово) каким-то жутким, холодным и оценивающим. Сибил устало поднялась по лестнице к себе в спальню, с трудом выпуталась из зеленого платья и надела кимоно. Затем налила полный таз теплой воды и вымыла лицо и руки. Слава богу, у них в спальне есть умывальник: до ванной подниматься еще половину лестничного марша, а любые ступеньки уже стали для нее тяжким испытанием. Она сняла туфли и получулки. Щиколотки отекли. Ее волосы, оттенок которых Хью считал редким, как у красного дерева, были собраны в небольшой пучок на затылке и подстрижена челка – стрижка дю Морье, опять-таки по словам Хью. Сибил вынула шпильки и распустила волосы; по-настоящему легче ей становилось только