Безумный день господина Маслова - стр. 5
– Красиво тут!
– Да, красиво!
Так сказали они друг другу, и на этом их восхищение закончилось. Уроженцы мегаполисов часто равнодушны к большим формам, а москвичи равнодушны вдвойне: куда ни приедут – им везде дом родной.
Сегодняшние новости не были особо увлекательны, за исключением одной: Император Солертии повелел удалить из своего титула уточнение "Солертии" и отныне титуловался просто "Император", а Старый Совет коленопреклоненно одобрил это решение восемнадцатью голосами против пятнадцати. Мэрия умела поднять горожанам настроение, Элеш посмеялся от этой новости, потом убедился, что у него осталась квота на критику и под именем "Добрый москвич" оставил комментарий:
"Ребята, вам в цирке через обруч прыгать!"
Там было еще и не такое: горожане любили свое руководство.
Минут за двадцать Элеш попробовал все набранные блюда, из новых выбрал одно под названием "Парижский трайфл" и подозвал официантку.
– Сэннора, прошу порцию вот этого ко мне домой, – сказал он ей, указав на широкий стакан с парижским трайфлом, и приложил записку: "Милая, оцени. Запивал водой. Люблю тебя".
– Да, Элеш, – ответила официантка.
Она была вторицей с одинаковой каждый день внешностью и часто одними и теми же операторами, поэтому хорошо знала и Элеша, и Ёлю, их адрес и их привычки. Хозяйка заведения экономила на прислуге, что было логично в их районе, и держала только двух второидов: официантку в зале, которую советовала называть "сэннора", и говорила, что это не имя, а уважительное обращение к женщине; и повара на кухне, к которому умудрялась подключать больше десяти операторов и строго москвичей, потому что считала московскую кондитерскую школу лучшей в мире. Бог весть как она уговорила на это Союз Операторов и как нашла в Москве столько операторов-кондитеров, но следствием хорошей кухни было каждодневное появление новых блюд. Само собой, это не означало, что заведение когда-то посетят элитные кулинарные блогеры, ведь они ходят только к живым поварам, но людям среднего разбора здесь было приятно, и даже хорошо, что не мешает привередливая публика. Элеш всегда посылал Ёле порцию чего-нибудь еще не пробованного или уже забытого, что ему больше понравилось, а посылку сопровождал запиской. То же самое делала Ёля, когда ей доводилось посещать "Барселону", впрочем она делала это редко, потому что редко отлучалась далеко от дома.
Дальнейший путь до Соборной площади Элеш проделал без приключений и только с одной небольшой задержкой: в центре опять снимали реалистичное кино, и пришлось объехать оцепленное место. Там что-то грохотало, тянуло дымом, но любопытствовать Элеш не стал: съемки кино было ему не внове, не подросток всё-таки, он потерял к ним интерес еще в Москве. Соборная площадь шумела, полнилась туристами, статуи Друзей были облеплены малышнёй, а в Фонтан Дружбы поминутно летели старые монетки и счастливые жетончики, продаваемые разносчиками-подростками, которым дозволялось здесь подработать личным, каждому индивидуально, повелением Императора.
Соборная площадь, дом 2, где располагался фонд "Лучик тепла", а это был именно он, как уже понял проницательный читатель, состоял из нескольких корпусов, лишь переходами объединенных в комплекс. В целом это не было нагромождением разносортных строений, они укладывались в один стиль, но всё же это были разные здания, и, видимо, это и было замыслом архитектора. Элеш вошел в главный вход, он же вход в музей, и прошел к стойке, за которой на стене был нарисован огромный марсианский треножник из классического произведения "Война миров". Из треножника вырывался смертоносный тепловой луч, направленный под углом вниз – это и был, по мысли дизайнеров, лучик тепла, то есть у людей было неоднозначное чувство юмора.