Безлюдная земля на рассвете - стр. 11

– Я счастлив.

Михеев презирал своих сослуживцев, брюзжавших по поводу настроенных «новоделов» и фальшивых куполов. «Чего они хотят, либералы? Старую родную рухлядь им подавай!»

У него спрашивали:

– Почему ты не любишь слышать о страданиях людей? Не терпишь тяжелых фильмов?

– А зачем видеть плохое? Что хорошего?

– Но ведь это часть судьбы людей! Без знания их жизни не поймешь историю.

– А зачем мне знать такую историю? – переходил он на ернический тон. – Воспевание счастья, любви к родине – помогает людям жить. А вы Смертяшкины, по Горькому.

Почему мне претило это самодовольное восхищение всем, что радует глаз, и желание отторгнуть все неприятное, что портит настроение? Это восхищение Михеева «хорошеющим городом», или самодовольство официальной городской газеты, показывающей только строго дозированное положительное, например: «Лавочку починили по просьбе жителей», «Узоры создают под музыку», «Мы первые в мире создали вакцину, она вылечит весь мир! Антитела вырабатываются через три недели после вакцинации», сознательно отгораживаясь от трагизма существования. Что-то есть в этом однобокое и охранительное!

Почему я не любил такое самодовольство, живущее одной блаженной стороной жизни? Закрывавшее глаза и уши, когда проходит мимо несчастья.

Может быть, я аскет, видел в нашей стране лишь недостатки, а на Западе, как попрекал Михеев, нормальную жизнь? Или во мне давно исчезло чувство бездумной радости, перестал видеть оптимистическое будущее для страны и мира?

____

На этот раз никто не посмеивался над Михеевым. Наверно, если женщины и остались, то совсем другие. Без косметики – где ее возьмешь? – они, наверно, стали естественно белесыми, и пропали искусственные изощренные попытки соблазнения. И секс теперь будет простым и естественным, – наслаждением, но оно будет осознанным, будет присутствовать догадка, для чего этим наделила природа, в чем смысл этого занятия. Так было в древнем Риме, и в Средние века, когда женились, чтобы иметь детей, человек без ребенка был подозрителен.

Потеряв человечество, мы, одинокая кучка оставшихся людей, по-прежнему жили во дворце, только по ночам спали в отдельных кельях, слушая глухой шум леса.

Провели много времени в размышлениях и спорах, по вечерам колеблясь вокруг коптилки из смоляной щепки, что делать дальше.

Мы все-таки ощущали что-то совершенно новое, что манило еще небывалым существованием. Как будто высадились робинзонами на необитаемый остров, и предстояло прожить новую жизнь. Хотелось воображать, что мы стоим перед сияющей бездной совершенно новой эпохи возрождения необычной цивилизации, причем вооруженные всеми новейшими достижениями науки, морали и нравственности запятнанной старой цивилизации. Но отнюдь не техники.

Впереди возникало столько необозримых дел, что мысли о близких уходили куда-то в сторону, хотя останутся безысходной болью навсегда.

Все исходит из внутренней потребности и необходимости, – производить продукты для еды или духовную пищу, изучать ли язык, чтобы поехать в другую страну. Первое, что пришло нам, даже не в голову, а в самое голодное нутро, была мысль наесться, обустроить все вокруг себя так, чтобы просто жить, а не думать о бессмысленности существования и смерти. Особенно оживленным был Михеев.

– Везде можно жить, даже вниз головой. Первое: надо тщательно обследовать город. От обильного прошлого осталось много всяческого добра. Это надо собрать и поделить.