Без тебя никак - стр. 12

И выдыхаю, когда контакт обрывается.

Чужак наконец вытаскивает руку, и я вижу диск, который зажимают его пальцы.

Я, наверное, даже рот открываю от удивления. Хотя, чего это я. Камиль тоже тащится по Арбениной и Земфире.

Я прикажу им крепко спать и быть готовыми к войне

Я прикажу им доказать, что истина в вине,

Я прикажу им сшить шинели и надраить сапоги,

Я прикажу их накормить с ладони маминой руки.

Я бросаю взгляд на греческий профиль. Он смотрит вперед, и у меня есть возможность им полюбоваться. Наверное, он был в самом пекле. Но смог не только сохранить обе ноги, но и относительный разум. Когда я последний раз сталкивалась с этими ужасами, была совсем маленькой, но до сих пор остро воспринимаю любые резкие хлопки и взрывы. У меня было много лет, чтобы забыть о войне. А как у него с этим. Как справляется? Вспоминает? Или абстрагировался. Столько вопросов и самое тупое, что я не могу задать ни одного. Еще подумает, что нравится мне.

Надоела эта песня. Лучше о любви. Так что нажимаю кнопку переключения и отворачиваюсь к окну, слушая следующий трек.

Полюбила тебя,

Это смерть — ты цыган,

Свою душу полям

Подарил навсегда.

Выжгу всех, кто ко мне приходил,

Кто трогал меня.

Когда мы целуемся, стонут моря.

Я тебя ревную,

К воздуху ревную,

Да всё зря:

Под цыганом от тоски горит земля.

Пусть не цыган, но этот чужак точно не тот, в кого стоит влюбляться. И даже думать об этом. Наверное, с такими мужчинами можно провести ночь, но встречаться лучше с такими как Камиль, которые, нагулявшись, становятся добрыми домашними котами.

4. Глава 4.

— Ты, может, скажешь, как тебя зовут? — зачем мне это? Чтобы знать, о ком думать, пока мы едем и молчим?

— Зачем? — бросает взгляд на магнитолу, а я выключаю музыку. Я устала молчать и думать. Хочу говорить.

— Потому что мы проведем рядом еще некоторые время, потому что мы, в конце концов, попутчики, хоть и вынужденные. И согласись, немного нечестно, что ты мое имя знаешь.

— Жизнь вообще несправедлива, — и это все, что ты скажешь?

— Придурок, — отворачиваюсь я, продолжаю смотреть уже несколько надоевший пейзаж за окном. Мы довольно долго едем. — Мы в аэропорт?

— Да.

И опять так просто. А подумать о том, что мне нужно переодеться, он не мог?

— Мне нужна одежда. Или ты забыл, что выдернул меня в одной футболке?

— Ты вроде и голой готова была пойти. Для тебя ничего не стоит своей пилоткой сверкнуть.

Значит заметил?

Жду продолжения, но он снова замолкает.

— Для меня может и ничего не стоит, но мне все равно нужна одежда.

— Бутиков здесь нет.

— Мне подойдет и гипермаркет. Шорты и футболку я могу купить где угодно. А может отец, кроме прочего, сказал меня унизить?

— Унижаешь ты себя сама.

Да что ты? Какие мы правильные. Уверена, что уже вечером он будет унижать себя мыслями обо мне и моем белье.

— Много ты знаешь, — хмыкаю и руки на груди складываю.

— Достаточно для того, чтобы избавиться от тебя как можно скорее.

Ох, какие мы нежные. А может это бравада, потому что он еле себя сдерживает?

— А что, — поворачиваю лицо и смотрю на жёсткие линии его лица, как из бумаги вырезанные, особенно в закатном солнце, — боишься, что нарушишь запрет отца и влюбишься в меня?

— Не боюсь, — он даже не реагирует, а через паузу говорит с усмешкой. — Было бы в кого влюбляться. Не люблю собирать чужие объедки.