Без права на возвращение - стр. 15
Хозяйка предложила гостям присесть, торопливо вытирая испачканные мукой руки о фартук. Дочь обещала приехать перед Рождеством, вот и решила тесто поставить, пышек напечь. Очень Алёнка любила сдобы с повидлом, а ещё с бздникой. Но такие пироги по осени будут, когда ягоды поспеют.
– Мы к тебе, Зинка, вот с каким предложением, – откашлявшись, начал соседский сын Антон. – Мать уже в возрасте, требуется уход за ней. Мы, сама понимаешь, не наездимся к ней каждый месяц. А ты, вроде как, в соседях, рядышком. Там и дел-то всего ничего: печку протопить по зиме, поесть сварить, много ли ей сейчас надо…
Толстячок поднял глаза к потолку, словно вспоминая, какие ещё предстоят дела по дому, продолжил:
– …постирать, полы помыть. Что там ещё? – Антон вопросительно посмотрел на жену, которая бесцеремонно разглядывала незатейливую обстановку дома.
– Погладить, – добавила дылда, явно не готовая к придумыванию будущих дел для Зины. – Уколы умеешь делать?
Неожиданный вопрос развеселил хозяйку:
– Да, телятам колю, когда запоносят!
– То, что надо! Матрёне Ферапонтовне витамины с глюкозой будешь ставить, – радостно подхватила сноха, продолжая осматривать избу Зинаиды. – Чистенько у тебя. Молодец.
– Да, чуть не забыл. Мы тебе приплачивать будем тысяч по десять, – торжественно объявил соседский сынок и добавил. – Из мамкиной пенсии. Пока зарплата, пока доплата, куда деньги девать будешь, соседка?
– Спасибо. Не надо, – Зина отряхнула фартук, давая понять, что разговор окончен.
Матрёна в бытность свою работала сборщиком оплаты за торговые места на деревенском рынке. И, несмотря на соседство, постоянно гнобила их с матерью, когда та ещё была жива. Ей, маленькой девчонке, накануне базара мать поручала отнести соседке кувшин молока или банку сметаны, а порой, пакет рассыпчатого свежего творога, в надежде на бойкие места, так как возвращалась она с фермы поздно, когда рынок был уже в самом разгаре. Но из недели в неделю места эти были либо на задворках, куда посетители в большинстве своём не доходили, затоварившись продуктами на входе, либо на одном из прилавков, где не было навеса и в непогоду нельзя было укрыться от дождя и ветра.
Однажды маленькая Зина забастовала. Правда, это был тихий протест. Всё также приняв от матери «молочный оброк», она пробралась через известную дыру в загородке и пошла не протоптанной тропинкой к дому Матрёны, а к зарослям бузины, где под штабелем досок окотилась недавно приблудившаяся кошка. Девочка поставила банку на траву. Первыми к ней выкатились пёстрые комочки, Зина насчитала пять котят. Затем, прогибая спину под провисшей доской, выбралась кошка и благодарно посмотрев на девочку, принялась лакать из банки. Она наклонила посуду, роняя капли молока в траву. Котята дружно пищали и суетились возле колен.
– Чего ты здесь делаешь? – громкий окрик заставил вздрогнуть и уронить банку. Перед ней, скрестив руки на груди, стоял соседский сын. – Ты что, наше молоко кошкам скормила?
Зина посмотрела на Антона снизу вверх. Почему-то вспомнилось, как однажды, не дожидаясь ухода, он ухватил из её рук банку со свежими сливками и начал пить. Жирные струйки стекали по его подбородку и падали на грудь, напитывая рубашку со штанами в районе пояса и чуть ниже. Зине было не смешно, а противно. Это не он, а она бегала за коровами, сбивая их в стадо, серпом жала самую лучшую, самую сочную траву для бурёнок. Это она шептала им в шершавые уши желания, чтобы принесли не одного, а двух, ещё лучше трёх телят. Ей, прядя ушами, кивали они согласно головой и всегда выполняли загаданные желания.