Без памяти от тебя. Скрип скрипки - стр. 3
Мама, ты прощаешь меня, что я потеряла память? Или ты рада, что я ее потеряла?
***
Мой отец был адвокатом, поэтому считал, что самым простым способом двигать процесс — это сказать кому бы то ни было, что он его засудит. Сложившаяся репутация порой делала это без его слов.
В средней школе я торопилась на занятие с тяжелым футляром со скрипкой и недостаточно высоко подняла ногу на ступеньках крыльца школы. Результат — рассеченная десна и шесть швов в подарок от пластического хирурга.
Это не могло быть финалом для Филиппа Тортона. Отец провел исследования о допустимой высоте ступенек для использования детей от одиннадцати до четырнадцати лет. Ступеньки средней школы превышали норму на один сантиметр и пятнадцать миллиметров, за что администрация выплатила весомую компенсацию и вынуждена была дополнительно установить по всей школе пандусы.
Мне не жаль администрацию, ей давно было пора сделать школу без границ. И девочка Карпентеров с ДЦП, живущая чуть дальше по нашей улице, спустя два года смогла пойти в школу, а не сидеть на домашнем обучении. Но мне жаль, что оставшиеся три года средней школы меня называли калекой.
Он и Хьюго Леннокс, самый влиятельный представитель верхушки нашего города, сделали так, что не я переехала в лучшую клинику, а лучшие врачи приехали сюда. Могло бы быть и иначе, и я бы уже летела куда-нибудь в вертолете скорой помощи, но те самые лучшие врачи уговорили отца, что мое положение не лучшее для транспортировки.
Но что я могу точно сказать — отца злило, что в этот раз ему было некого засудить.
Может быть, поэтому через десять минут, как меня вернули со скрупулезного обследования, где разве что не вскрыли, в палату постучали и тут же заглянули мужчины: один в форме полицейского, второй постарше — в штатском. Я только дотянулась до своих вещей, чтобы, наконец, проверить их, пока была одна, но увидев незнакомцев, со вздохом закрыла ящик. Боль отдавалась эхом по всему телу от любого движения, поэтому я позволила себе мученический вид.
— Мистер Тортон просил согласовывать с ним все визиты, — донесся из коридора обеспокоенный голос медсестры.
А, может быть, мой отец тут и ни при чем.
— Можете идти согласовывать, — мужчина за сорок с неопрятной щетиной на лице оставил за дверью полицейского и уверенно прошел в палату. — Привет, Шарлотта.
— Привет.
Я следила, как мужчина огляделся, кивая головой, потом взял один из стульев у круглого столика, поставил его около кровати и сел.
— Как себя чувствуешь?
— Запутанно.
У меня не было причин не отвечать ему.
— Понимаю, как-то меня контузило от взрыва, и я на неделю потерял связь с реальностью. Ничего не слышал, даже своих мыслей. Только звон в ушах. Спустя неделю я пришел в норму, но до сих пор порой звенит.
Бывший военный? Вряд ли такое происшествие могло произойти в наших краях.
— Это ужасно. Мое состояние все же лучше, но я тоже слышу. Скрип.
— Как показал мой опыт, это не так плохо. Возможно, это сигнал организма. И к нему стоит прислушаться.
— Вы же полицейский? — вернулась я на исходную позицию.
Иначе вся эта ситуация становится абсурдной.
— Детектив Джон Хиггинс, — представился он с щербатой улыбкой, но, когда я по-прежнему продолжила буравить его взглядом, спросил: — Показать удостоверение?
— Это не то, что я должна просить. Разве вы не обязаны его показывать в первую очередь?