Без мата тут и не скажешь - стр. 10

– Да нет, что вы, Анна, Анна, что вы. Я к вам исключительно с творческим интересом. Лик ваш превосходный идеально ляжет на холст. Да и не подвал это. Бывшее помещение швейного цеха.

– Так это ж вон за тем домом, я знаю.

– Ну да.

– Ладно, маньяк, веди в свое логово.

Старое красное кирпичное здание раньше принадлежало швейной фабрике, а теперь тут чего только нет. Магазинчики с ширпотребом. Ломбард. Рюмочная, у которой всегда терлись забулдыги. И Родина мастерская. На железной двери, что отделяла ее от внешнего мира, присутствовало тоже своего рода искусство. Наскальная живопись, оставленная каким-то недорослем, в виде детородного органа. А чтобы замысел уличного художника был интерпретирован в верном русле, снизу он так и подписал: «Хуй!».

– Нам сюда! – копошась в замочной скважине, сказал Родя.

– Какая-то хуевая у тебя дверь! – хохотала Аня.

– Да я закрашивал, а они снова рисуют. Я решил не обращать внимания.

– А если по щам малолеткам надавать?

– Ой, что вы, что вы, Анна. Они ж дети!

– Постарше станут, потом тебя же тут гопнут, а ты все будешь говорить: «Они же дети!»

– Проходите, Анна! – он галантно придержал для дамы дверь.

– Слышь, маньячелло! Давай-ка ты первый пойдешь! А то дашь мне по башке чем-нибудь тяжелым и все, пиши пропало.

– Да вы что-о-о? Я… никогда!

– Да ладно тебе, не пыхти! Пошли уже!

За длинным темным коридором с мигающей лампочкой, как в самом заправском триллере, была лестница, которая вела на второй этаж. После нескольких минут, проведенных в темноте, глаза Ани не сразу привыкли после попадания в светлую комнату с большим окном, выходящим на внутреннюю территорию бывшей швейной фабрики.

В мастерской, говоря по-русски, был конкретный срач, который Родя называл творческим беспорядком. Какие-то треноги, недорисованные, вернее недописанные картины, холсты, краски, грязные кисти.

– Ну вот тут я и творю. А вот здесь, – он забежал на небольшой постамент и с восторгом сообщил: – здесь вы будете мне позировать.

– А чего делать-то?

– Просто сидеть и не двигаться, а мастер сделает свое дело.

– Ты это не выебывайся, мастер!

– Милочка моя! Вы так мило материтесь, даже нисколько не режет слух.

– Еще раз назовешь меня милочкой своей, слух твой прорежет моя нога.

– Анна, отбросьте агрессию и погрузитесь в творческий поток. Смотрите, как же это прекрасно! – Родя закружился вокруг своей оси.

«Долбоеб!» – подумала Аня, но вслух не сказала.

– Может, чаю или кофе?

– Кофе!

Родя, изображая балеруна, в несколько прыжков доскакал до старого советского холодильника «Орск», который больше напоминал саркофаг, и выудил оттуда бутылку с молоком.

– Вам с молоком?

– Мне черный! С молоком это для педиков!

Родя решил не ставить свою ориентацию под сомнение пред своей музой и поставил бутылку обратно.

– Ваш кофе!

– А ты долго еще вокруг меня скакать будешь?

– Вы ж муза моя! Муза, что заставляет мою душу петь. Это самое малое, что я могу для вас сделать.

Аня вообще не привыкла к тому, что за ней кто-то ухаживал, ибо за этим всегда скрывался какой-то подвох, но сейчас ей почему-то это нравилось. И дверь подержал. И волновался за ее голову, когда шли по темным коридорам, указывая на торчащие из стены куски арматуры. И кофе сделал. И конфеточек дал. И никакого намека на секс. Что же замышляет этот полупокер?