Бетагемот - стр. 30
– Глубоководные рыбы не рассеиваются по океану, – возражает Седжер, – а просто околачиваются возле источников.
– А личинки в планктоне?
– Все равно не сходится. Не с такими расстояниями.
– Не в обиду тебе, – произносит Лабин, – но ты медик. Может, спросим настоящего специалиста?
Это, конечно, шпилька. Когда корпы составляли список допущенных на ковчег, ихтиологи даже не рассматривались. Но Седжер лишь качает головой:
– Они бы сказали то же самое.
– Откуда тебе знать? – с неожиданным любопытством интересуется Роуэн.
– Оттуда, что Бетагемот большую часть земной истории был заперт в немногочисленных горячих источниках. Если он способен распространяться с планктоном, зачем было так долго ждать? Он бы захватил весь мир сотни миллионов лет назад.
В Патриции Роуэн что-то меняется. Кларк не вполне улавливает, в чем дело. Может, сама поза. Или ее линзы вспыхнули ярче, словно интеллект, блестящий в глазах, перешел на скоростной режим.
– Пат? – окликает ее Кларк.
Но Седжер вдруг как ошпаренная срывается со стула, повинуясь прозвучавшему в наушниках сигналу. Прикасается к запястнику, подключая его к сети.
– Выхожу. Задержи их. – И оборачивается к Лабину с Кларк. – Если действительно хотите помочь, давайте со мной.
– В чем дело? – спрашивает Лабин.
Седжер уже на середине пещеры.
– Опять идиоты, не способные ничему научиться. Вот-вот убьют вашего друга.
Кавалерия
По всей «Атлантиде» встречаются линии – четырехсантиметровые бороздки, словно кто-то равномерно прошелся по всему корпусу цепной пилой. С обеих сторон они обозначены предупредительной разметкой с диагональными полосками, и если посмотреть вверх, чуть отступив от них, то видно, зачем: в каждом проеме расположены опускные переборки, готовые упасть ножом гильотины в случае пробоины. Эти границы очень удобно использовать в качестве линий на песке, разделяющих противников. Таких, например, как полдюжины корпов, замерших перед пограничной чертой – у них хватает ума или трусости не лезть вперед. И как Ханнук Йегер, беспокойно приплясывающий по ту сторону полосатой ленты, не подпуская их к лазарету ближе чем, на пятнадцать метров.
Лабин расталкивает перетрусивших корпов плечом. Кларк, хромая, движется за ним по пятам. Йегер приветственно скалит зубы.
– Все веселье за четвертой дверью слева.
Его закрытые накладками глаза щурятся при виде корпов, сопровождающих пару.
Кларк с Лени проходят мимо. Двинувшуюся следом Седжер Йегер хватает за горло.
– Только по приглашениям!
– Ты же не… – Йегер усиливает хватку, и голос Седжер превращается в шепот. – Ты хочешь… Джину смерти?
– Это что, угроза? – рычит Йегер.
– Я его врач!
– Пусти ее, – велит Кларк. – Она может понадобиться.
Йегер и пальцем не шевелит.
«Вот черт, черт, – думает Кларк, – он что, на взводе?»
У Йегера мутация, переизбыток моноаминовой оксидазы в крови. От этого нарушается баланс элементов в мозгу – тех, что удерживают человека в равновесии. Начальство встроило ему компенсирующий механизм – в те времена, когда такие вещи еще допускались, – но рифтер как-то научился его обходить. Бывает, он нарочно так себя заводит, что хватает чьего-то косого взгляда, чтобы сорваться. В таких случаях уже не важно, друг ты или враг. В таких случаях даже Лабин принимает его всерьез.
Вот как сейчас.