Бессмертные - стр. 55
Милосердие для детей, подумал Пирс. Он хотел бы надеяться, что им оно встретится, но знал, что у судьбы недостает милосердия даже для ее любимчиков, живущих за пределами старого города и воспитывающих от силы пару детей.
На втором этаже была комната, которую Пирс узнал. Он в ней никогда раньше не был, но планировка не позволяла ошибиться. Когда-то здесь находилась операционная, не важно, для каких целей ее использовали потом. Тогда матовые лампы заливали всю комнату дневным светом. Мониторы и измерительные приборы выстраивались вдоль стен. Поблизости стояли баллоны с кислородом и анестетиком. Столы и автоклавы для инструментов. Стойка капельницы. И операционный стол из нержавеющей стали в центре.
Сейчас ее освещали свечи. Вдоль стен стояла старая, обшарпанная мебель, а в центре – узкая кровать. На ней, опираясь на рваные подушки, лежала Мэрилин Ван Клив. Ее глаза были закрыты, но, когда Пирс со стариком вошли в комнату, она повернулась и выдавила подобие улыбки, которую очередная схватка превратила в гримасу боли.
– Вы пришли, – прошептала она.
– Я же обещал, – ответил Пирс.
– Не все держат слово.
– Я свое держу всегда. Когда начались схватки? Как часто они повторяются?
– Почти двадцать четыре часа назад, – ответила она, тяжело дыша. – Двенадцать часов назад интервал между ними был десять минут, около часа назад сократился до пяти минут, а сейчас – до двух. Я… просто… не могу… вытолкнуть… его… наружу. Думаю, пришло время помочь ему появиться на свет.
Пирс кивнул.
– Вскипятите воды, – велел он старику, ждущему возле двери.
– Слишком долго, – сказала она.
– Тогда хотя бы найдите мне кусок мыла и воды, вымыть руки, – сдался он.
Ожидая старика со всем необходимым, Пирс поднял подол длинного платья Ван Клив до груди и положил руки ей на живот, пытаясь почувствовать схватки.
– Времени прошло много, – заметил он. – Но, надеюсь, не слишком. И условия для проведения операции здесь ниже всякой критики.
– Картрайту это не повредит, – ответила она.
– Будем надеяться, что вы правы.
Когда старик вернулся с ведром грязной воды и обмылком, покрытым темными трещинками, Пирс пожал плечами и тщательнейшим образом вымыл руки.
– Мне нужно больше света, – сказал он, и старик принес две керосиновые лампы, поставив их на кровать, по обе стороны от бедер женщины.
Из второй сумки Пирс достал большой пластиковый пакет, а из своего чемоданчика – бутылку спирта, которым протер свои руки и живот Ван Клив, затем намазав его йодом. Он надел пару стерильных перчаток, обтянувших его руки как вторая кожа, и взял инструмент, похожий на толстую ручку из нержавеющей стали.
– Я мог бы сделать вам укол обезболивающего, – заметил он, – но я не анестезиолог и не знаю, как это скажется на ребенке.
– Режьте так, – велела она. – Осознание того, что рана не смертельна, помогает контролировать боль.
И она не издала ни звука, когда лазер сделал вертикальный разрез через весь живот прямо до матки.
Пирс работал быстро, как будто сталкивался с подобным не в первый раз, и, сделав надрез, погрузил в него руки и вытащил ребенка, а следом и его пуповину. Ребенок громко заплакал.
Пирс посмотрел на Ван Клив. Она была в сознании, хотя заметно страдала от боли.
– У вас сын, – сказал он ей. – Я не эксперт, но на первый взгляд он такой же большой и здоровый, как любой другой младенец, которого я видел прежде. Примерно десять или одиннадцать фунтов. Неудивительно, что вы не смогли родить самостоятельно.