Бессмертники - стр. 3
Руби знала про гадалку.
– Два года назад, – рассказывала она, – когда мне было одиннадцать, заболела бабушка. Врач сказал, сердце. И жить ей осталось месяца три, не больше. А другой врач говорит: сил у неё пока много, поправится, пару лет ещё протянет.
Внизу просвистело по Ривингтон-стрит такси. Руби, обернувшись, покосилась на пролив Ист-Ривер, бурозелёный от ила и нечистот.
– Индус умирает дома, – продолжала она, – в кругу семьи. Даже папины родные из Индии рвались сюда, но что бы мы им сказали – поживите у нас пару лет? А потом папа услыхал о ришике. Пошёл к ней, и она назвала дату – день, когда дади[7] должна умереть. Мы поставили кровать дади в гостиной, изголовьем на восток.
Зажгли лампу и бодрствовали у её постели – молились, пели гимны. Папины братья прилетели из Чандигарха. Я сидела на полу с двоюродными братьями-сёстрами. Было нас человек двадцать, а может, и больше. Когда дади умерла шестнадцатого мая, как предсказала ришика, все мы плакали от облегчения.
– И не злились?
– А на что злиться?
– Что она не спасла бабушку, – объяснила Варя, – не вылечила.
– Зато дала нам возможность проститься, а это бесценно. – Руби доела последний кусочек кугеля, свернула пополам фольгу. – Да и не смогла бы она вылечить дади. Она, ришика, знает будущее, но изменить не в силах. Она же не Бог.
– Где она сейчас? – спросила Варя. – Дэниэл слышал, она снимает квартиру на Эстер-стрит, но номера он не знает.
– И я не знаю. Она нигде подолгу не задерживается. Так безопаснее.
В квартире у Сингхов что-то упало и разбилось, кто-то закричал на хинди.
Руби вскочила, стряхнула с юбки крошки.
– То есть как – безопаснее? – спросила, тоже вставая, Варя.
– Таких, как она, всегда кто-нибудь да преследует, – объяснила Руби. – Мало ли что ей известно.
– Рубина! – позвала миссис Сингх.
– Мне пора. – Руби влезла в окно и закрыла его за собой, а Варя спустилась по пожарной лестнице на четвёртый этаж.
Варя удивилась: о гадалке идёт такая слава, но при этом знают о ней не все. Когда она спросила о пророчице у продавцов в лавке Каца, с вытатуированными на руках номерами, те уставились на неё в ужасе.
– Мелюзга, – сказал один, – вам зачем в это ввязываться? – Голос у него был резкий, будто Варя его оскорбила. Взволнованная Варя ушла, забрав свой бутерброд, и больше разговоров о гадалке ни с кем не заводила.
В конце концов те же ребята, чей разговор подслушал Дэниэл, дали ему адрес. Не прошло и недели, как он наткнулся на них на пешеходной стороне Вильямсбургского моста – те, свесившись через перила, попыхивали косячками. Они были старше, лет по четырнадцать, и Дэниэл заставил себя признаться, что подслушивал, а потом спросил, знают ли они ещё что-нибудь.
Ребята, похоже, были не в обиде. Номер дома, где, по слухам, жила гадалка, они назвали охотно, но как к ней попасть, не знали. Кажется, к ней нельзя с пустыми руками, следует что-то принести в дар. Одни говорят, деньги, другие – что денег у неё и так полно, надо выдумать что-нибудь этакое. Один мальчишка подобрал на обочине раздавленную белку – подцепил щипцами, положил в пакет, завязал и принёс. Но Варя возмутилась – мол, никому такая пакость не нужна, даже гадалке, – и они сложили в матерчатую сумку все свои сбережения в надежде, что им хватит.
Когда Клары не было дома, Варя достала из-под её кровати “Книгу гаданий” и залезла к себе на верхний ярус. И, лёжа на животе, повторяла вслух слова: гаруспиция (гадание по внутренностям жертвенных животных), ксероскопия (на растопленном воске), лозоискательство (с помощью прута). В прохладные дни трепещут на сквозняке родословные древа и старые фотографии, пришпиленные к стене возле Вариной кровати. Они помогают Варе постичь прихотливую тайную игру генов – те прячутся, а потом всплывают снова, передаются через поколение. Дэниэл, к примеру, уродился долговязым не в отца, а в дедушку Льва.