Бессмертники - стр. 26
– Они же тебе не чужие, – твердит она потом Саймону. – Рано или поздно тебе придётся объясниться.
Только не сейчас, думает Саймон, в другой раз. Если он с ними заговорит, их голоса вторгнутся в тёплый океан, где он блаженствует, и его, мокрого, задыхающегося, выбросит на берег.
Однажды в понедельник, в июле, Саймон возвращается из академии, Клара дома – сидя на матрасе, играет с шёлковыми платками. За её спиной к оконной раме приклеена фотография бабушки по матери – странной женщины, чей крохотный рост и огненный взгляд всегда внушали Саймону страх. Есть в ней что-то от ведьмы из сказки – нет, ничего зловещего, но она будто не имеет ни пола, ни возраста: не ребёнок и не взрослая, не женщина и не мужчина, а нечто среднее.
– Что ты здесь делаешь? – удивляется Саймон. – Почему не на работе?
– Я ухожу.
– Уходишь? – повторяет Саймон с расстановкой. – Почему?
– Осточертело всё, вот и ухожу. – Клара прячет один из платков в левом кулаке, вытаскивает с другой стороны – платок уже не чёрный, а жёлтый. – Разве непонятно?
– Придётся тебе искать другую работу. За квартиру надо платить, один я не потяну.
– Знаю. Будет у меня другая работа. Для чего я, по-твоему, тренируюсь? – Она машет платком у Саймона перед носом.
– Не смеши меня.
– Да пошёл ты! – Скомкав оба платка, Клара прячет их в чёрный ящик. – Думаешь, ты один имеешь право жить как тебе угодно? Ты трахаешь целый город! Танцуешь стриптиз и балет – балет! – и я ни слова против не сказала. Не тебе, Саймон, меня отговаривать.
– Я деньги зарабатываю, разве нет? Исполняю свою часть обязательств.
– Вам, пидорам из Кастро, – Клара тычет в него пальцем, – на всех плевать, кроме самих себя.
– Что? – Саймон разгневан: впервые он слышит от Клары подобное.
– Сам посуди, Саймон, у вас в Кастро сплошной сексизм! Кругом одни мужчины, а женщины где? Где лесбиянки?
– А ты-то при чём? С каких это пор ты у нас лесбиянка?
– Нет, – отвечает Клара почти с горечью и качает головой, – никакая я не лесбиянка. Но и не мужчина-гей. И вообще не мужчина. Так куда мне податься?
Клара смотрит на него, но Саймон тут же отводит взгляд.
– А я почём знаю?
– Ну а я почём знаю? Если подготовлю свою программу, то хотя бы смогу сказать, что не сидела сложа руки.
– Свою программу?
– Да! – огрызается Клара. – Свою программу! Не понимаешь, ну и ладно. Я и не жду, что ты беспокоишься хоть о чем-то, кроме себя.
– Ты же сама меня сюда вытащила! Думала, так они нас и отпустят, без боя? Разрешат здесь остаться?
Губы у Клары плотно сжаты.
– Я об этом не думала.
– Тогда о чём же, чёрт подери, думала?
На загорелых Клариных щеках выступает коралловый румянец. Обычно только Дэниэлу удаётся вогнать её в краску, однако на сей раз она молчит, будто щадит Саймона. Вообще-то сдержанность ей несвойственна, как несвойственно и прятать взгляд, но сейчас она отвернулась и чересчур сосредоточенно запирает свой чёрный ящик. Саймон вспоминает их майский разговор на крыше. “Махнём в Сан-Франциско”, – предложила она тогда, будто всерьёз не задумываясь над своими словами, будто ей только что пришло это в голову.
– В том-то и дело, – продолжает Саймон, – ты никогда не задумываешься. Вечно во что-нибудь влипаешь и меня впутываешь, но никогда не думаешь о последствиях. А если и думаешь, то тебе до них нет дела, пока не станет слишком поздно. И теперь винишь меня? Вот сама и возвращайся, раз тебя совесть грызёт!