Размер шрифта
-
+

Бессмертие не для всех - стр. 62

Разоткровенничалась и Вэнили. Она рассказала о своем сыночке – смелом охотнике, о том, какие надежды возлагали на него они с мужем, как хотелось бы им вернуться на родину, и о том, как редко навещает теперь их сын, потому что пошел в ученики к магу.

Мирэя слушала невнимательно, ее занимала собственная история.

Потом она гуляла по саду, и голова кружилась от тончайших ароматов и обилия красок. Олвик гонялся за бабочками. Почувствовав усталость, они ушли подальше от дома, взобрались на холм и растянулись на солнышке. С холма открывался вид на тропинку, ведущую к домику старушки. Лес в этом месте выглядел обжитым и ухоженным, и странно было думать, что такое дружелюбное место окружают темные чащи.

Мирэя разомлела от тепла и тишины и чуть было не уснула. Но взглянув случайно на тропинку, обмерла от ужаса. Огромного роста мужчина с топором и связкой окровавленных кроликов в руках шагал к дому. Вид у него был зверский.

"Он же прямо к Вэнили идет", – испугалась девушка и кинулась бежать, чтобы предупредить хозяйку.

Вэнили удивленно выслушала взволнованную Мирэю.

– Что тебя так поразило, деточка?

– Надо спрятаться, сюда идет страшный человек.

– Где? – Вэнили выглянула за калитку.

– Ты меня обижаешь, – сказала она. – Это мой муж возвращается с охоты. Может, Рубан грубоват на твой деликатный вкус, но для меня он полон мужественной притягательности.

– Простите, я не знала, – только и могла выговорить Мирэя.

– Как же ты напугал нашу гостью, милый! – вышла навстречу мужу Вэнили.

– Кто это сюда забрел? – голос у Рубана был свистяще-шипящий, как у простуженного человека.

"Уж лучше бы он ревел", – подумала Мирэя.

Рубан впился в нее взглядом и растянул губы, изображая улыбку. Мирэя невольно шарахнулась в сторону.

– Только кролики на этот раз, – прохрипел Рубан, бросая к ногам женщин кровавые тушки. Тут Рубан заметил Олвика и протянул к нему мохнатые клешни.

– Это не еда! – воскликнула Мирэя поспешно.

– Неужели снежный волк! – лицо Рубана сложилось в гримасу, которая, должно быть, означала удивление или радость.

Уловив растерянное выражение на лице Мирэи, старушка объяснила:

– Рубан хорошо знает этих волчат. Было время, когда он сам их выращивал, возился с ними.

– Самое радостное было время, – заметил Рубан. – Иди-ка я пощупаю тебя, брат-волк.

– Руки помыл бы сначала, – предупредила его Вэнили. – Вымажешь щенка в крови, он же белый.

– С каких это пор вид крови тебя коробит?

Он угрюмо глядел на Вэнили. Та обернулась к Мирэе.

– Погуляй еще немного, детка, а мы разделаем кроликов и приготовим ужин.

Мирэя послушалась. Это место перестало казаться ей привлекательным и безопасным. Но ей неудобно было уйти, не попрощавшись со старушкой, которая была приветлива с ней. "Поужинаю, переночую, а утром уйду", – решила Мирэя.

Она забрела в отдаленный конец сада, где густо цвели неизвестные ей красные цветы. Здесь она решила побыть как можно дольше, чтобы не попадаться на глаза Рубану. Едва она присела на траву, как ее начало клонить ко сну, и она не заметила, как задремала. Ей снились цветы, такие же прекрасные, как в саду у Вэнили. Она прогуливалась среди них, как накануне, но не чувствовала больше беззаботной легкости; беспокойство томило ее. Вдруг из кустов полезли змеи, тысячи одинаковых змей, черных и гладких. Они извивали свои отвратительные, скользкие тела и разевали ядовитые пасти.

Страница 62