Бессердечный принц. Раскол - стр. 22
Стакан с ручками и карандашами перевернулся, послышалась крепкая брань.
— Давно тебе говорил: выкинь все в печь, — протянул я и подцепил носком ботинка упавшую папку.
Пожелтевшие листки разлетелись бабочками по кабинету, из-за чего Абрамов недовольно сдвинул темные брови и зашипел не хуже кота.
— Сейчас сам будешь убирать! — рявкнул он, затем прямо в перчатках потянулся за документами.
— Никакого соблюдения гигиены.
— Прикрути капельницу, Ящинский!
Я хмыкнул, но благоразумно промолчал. Пока Слава собирал бумаги, затем аккуратно складывал в коробку, я разглядывал многочисленные дипломы и грамоты лейб-лекаря главной крепости-тюрьмы Санкт-Петербурга. Множество бестолковых корочек, увенчанных в рамочки, украшали унылый интерьер. Парочка наград валялась на полках. Две забытые медали кто-то сбросил в кучку с неопознанным мусором и справочником по медицине.
— На кой ляд ты здесь торчишь, Славик?
Наверное, я задавал этот вопрос тысячу раз. Прямо как с мазью от магических ожогов. Потому и ответ получил все тот же:
— А кто ваши многострадальные задницы лечить будет? В госпиталях нехватка лекарей, а платят гроши. В армии вообще с нами беда. Лишь батюшка наш, великий государь, подсуетился: аж пять штук и все Боткины! — съязвил Абрамов. Сдув с глаз каштановую прядь, он воспаленным от недосыпа взглядом уперся в меня. — Будь у меня волшба от нечестивого, тоже при сытой кормушке бы сидел.
— Не сидел, — сухо ответил я, после чего склонил голову. — За такие речи можно от года до пяти заработать на каторгу. Хочешь угольные шахты зубной щеткой драить где-нибудь в Черемховских копях? Так ты попроси, я обеспечу.
Слава изменился в лице, благодушие с мягких черт убрал страх. Заблестели сине-серые глаза, рот приоткрылся. Задрожал подбородок, отчего слегка выдвинутая вперед нижняя челюсть пошла ходуном. Если бы он имел полномочия, непременно ударил. Даже кулаки сжал, только не решился.
— Ну и скотина ты, — процедил наконец Абрамов, на что я щелкнул языком.
— Думай, когда говоришь подобное командиру корпуса жандармов, — прохлада в моем голосе отрезвила Славу.
— Ишь, патриот выискался. Давно ли?
Теперь желание впечатать мясистый нос Абрамова возникло у меня. Вдавить в череп, чтобы не радовался больше жизни.
— Не твое дело.
— Подите прочь из моего кабинета, ваше превосходительство, — резко мотнул головой в сторону двери Абрамов.
Плохо. Ссориться с лейб-лекарем Петропавловки глупо, я погорячился. Хотя его постоянное нытье по поводу императора и нерационального распределения ресурсов в медицине меня порядком достало. Как будто я нанялся выслушивать от рядовых до командующих вечное недовольство властью.
«Молись богу, чтобы ты оказался непричастен».
Алекс бы удивился тому, сколько солдат в реальности ненавидит Николая III. Предательство наследника престола старшим унтер-офицером Барановым на для меня новостью не стало.
— Ладно, не горячись, — я с кряхтением слез с кушетки и потянулся к мундиру. Комната завертелась быстрее. — Вколешь еще какую-нибудь дрянь, потом сдохну в грязном переулке.
Тошнило и от нашивок, и от собственной должности, которую я занимал лишь по протекции младшего брата. Лучше бы до старости на заводах спину гнул, получая военную пенсию, чем такой позорный скачок по карьерной лестнице.