Бессердечие магов - стр. 18
В первое время пребывания в Доме Теней можно было думать только о выживании. Она и слова «дружба»-то не знала, тем более не испытывала все то, что включает в себя это понятие. Взрослея, Сидни все яснее понимала: она способна взять все, чем Тени пытались ее сломить, и преобразовать в свою силу, – и тогда ее изолировали еще более надежно, полностью отделив от других жертв. Те были кормом. Она станет фениксом, созданным, чтобы восстать из пепла.
А феникс штука одинокая.
По тротуару ее обогнала компания девчонок, жмущихся друг к другу, словно связанных тайной. Смеющиеся, улыбающиеся. Сунувшие руки друг другу в карманы, закинувшие руки друг другу на плечи. Запрокинутые головы, спокойные лица. Никто не осторожничает, никто не напряжен. Воздух между ними был мягким и проницаемым, словно каждая из них могла бы проскользнуть в жизнь другой и отдохнуть там, в полной безопасности.
Они были такие красивые, такие счастливые, что больно было смотреть – и потому Сидни отвернулась и зашагала быстрее, громко простучав каблуками по тротуару, обгоняя их тесную группу.
Если дружба означает вот такое – то нет. У Сидни ее никогда не было.
В темном тихом уголке Центрального парка, который стал еще темнее и тише благодаря разумно наложенным чарам, Грей, стоя над трупом, скривился на эту пакость.
Даже живой девчонка была не слишком симпатичной. Не то чтобы это имело значение. Грею была важна не ее внешность. Он выбрал ее – сидел рядом с ней в баре, покупал один коктейль за другим, притворялся, будто ему интересны ее слова, чтобы она подалась ближе, взяла его за руку, ушла с ним – из-за крошечной капли магии, которая текла у нее в крови. Ровно столько, чтобы быть частью Невидимого Мира, однако отнюдь не важной.
Собственный горький опыт подсказал ему, что бывает проще, если у них мало магии. Они пытались сопротивляться, когда понимали, что именно Грей делает, – и чем больше магии у них было, тем труднее было с ними справиться.
Первая девица – та, из-за которой Миранда лишила его наследства, – у нее оказалось неожиданно много магии. Она не сдалась. Вырвалась. Рассказала другим. Были последствия. Достаточно неприятные, так что он выжидал почти год, прежде чем повторить попытку.
Эта не сопротивлялась. Она навалилась на него, пьяная и улыбающаяся, когда он поцеловал ее в парке. Хихикала и дергала пряжку на его ремне, пока он уводил ее в темноту, где им не помешали бы. Недоуменно заморгала, когда его пальцы сомкнулись на ее шее, когда он произнес слова, которые сгустили темноту вокруг, пряча их. И пока ритуал требовал, чтобы она продолжала дышать, эти слова не позволяли ей умереть или пошевелиться. Теперь, по завершении ритуала, она стала намного менее симпатичной.
Он опустился на колени рядом с ней и ножом взрезал кожу на кистях ее рук. После этого запустил пальцы во все еще теплую кровь и мышцы и извлек косточки из пальцев, снова используя нож, чтобы перерезать сухожилия. Магия обычно сосредотачивалась в этих костях, потому что именно руки так часто используются для фокусировки чар. Последняя косточка большого пальца отделилась с громким хлопком. Пустая плоть плюхнулась на землю. Кровь и грязь заляпали ему ботинки и отвороты брюк.
– Твою мать!
Он в раздражении попытался отряхнуть одежду, сильнее размазывая пятна по ткани. Ну и пусть. Все равно темно. Никто ничего не увидит. Он сможет отстирать их дома – или выбросить, если понадобится.