Бессарабский роман - стр. 46
Карточный домик осыпается через каких-то несколько лет, а сейчас дамы в Благородном собрании – его в 1965 году перестроят в кинотеатр – кружатся и краснеют. Деньги собирают. Как смешно. Скоро колесо начнет вращаться так быстро… Руководители города станут меняться не реже, чем любовницы сластолюбца, все будет рушиться, вертеться, не будет ничего постоянного, и Бессарабия с удивлением обнаружит, что тихое болото, в котором она мирно дремала последние триста лет, находится в жерле неостывшего вулкана. Ее хотят все! Соседская Румыния предъявляет претензии на Бессарабию как часть большого Румынского королевства; украинские власти недвусмысленно заявляют о притязаниях на Измаил, Хотин и Буковину. Бессарабия просыпается. Созывают первое Великое Национальное собрание, – именно такое название придумывают для своего первого парламента бессарабцы, в которых просыпается вкус ко всему громкому и пафосному, – и набирают сто одного депутата.
Все они, как один, во фраках, воротничках и цилиндрах, глядят на посетителей молдавского парламента с большой черно-белой фотографии – отцы-основатели независимой Бессарабии. Глядят строго. Словно черные вороны, сидящие на пружинящей от хвои земле в парке напротив его дома, – думает писатель Лоринков, заглянувший сюда в 2009 году, в апреле, – после того, как парламент и президентский дворец разгромлены митингующими, которые протестуют против результатов парламентских выборов. Выборы подтасованы! Утверждая это, несколько тысяч молодых людей, которых все будут считать провокаторами – от оппозиции, по мнению властей, и от властей, по мнению оппозиции, – разгромят несколько зданий в центре города, и двое суток в Кишиневе не будет никакой власти. Ему не привыкать.
Писателю Лоринкову звонят из московского либерального издания и, задыхаясь от срочности, что не производит на него, ветерана СМИ, никакого впечатления, просят написать что-то о происходящих событиях. Ядовито описывает. Материал не хотят брать, потому что Лоринков не находит ни для кого доброго слова. Ну что же. Он выкладывает материал в глобальную помойку интернета и забывает о нем, чтобы через два дня с удивлением найти в числе самых цитируемых текстов. Город дымится. Писатель Лоринков с выражением величайшего презрения на лице выходит в центр Кишинева, чтобы попасть в здание парламента вместе с мародерами и вынести оттуда раритетную фотографию членов первого Великого Национального собрания. Зачем, неясно. В любом случае нужно чем-нибудь заниматься, пока не пишешь, виновато говорит он жене, которая не могла дозвониться до него весь день и сидела к вечеру на кухне, источая аромат ядовитой иронии и валерьянки, сначала бранилась, а потом расплакалась. Любит, значит. Лоринков небрежно утешает ее и показывает фотографию со старомодно одетыми мужчинами, и большущая карточка отправляется на стену – туда, где был план его ненаписанной книги, – а зачем отправляется, Лоринков и сам не знает. Луна зовет. В таких случаях он всегда ссылается на луну, хотя можно говорить и так – дурь в голову ударила. Дурь или луна, а с этих пор со стены на Лоринкова глядят торжественно сто и один человек, которые приняли декларацию независимости Бессарабии, смотрят испытующе и чуть надменно. Среди них и Дедушка Первый.