Беспамятники. Дело Ирода - стр. 8
Савва не успел ответить.
– Ой, простите, христиане! – завопил школьник, врезавшийся во влюблённую пару.
Сокол Гром мгновенно спикировал с высоты, однако поразить цель не успел. Савва жестом остановил пернатого защитника.
"Свои. Не тронь!"
Савва Куницын приподнял мальчишку за воротник суконной курточки, потряс, да и отпустил. Что с ним ещё сделаешь?
– Беги на урок, шалопай, – крикнул старший помощник наместника, криво улыбаясь.
Ещё недавно и он вот также бегал на переменах, вырываясь из душного класса. До одиннадцати лет Савва Куницын ничем не отличался от остальных мальчишек. Драчливый, неугомонный, озорной, Савва не мог усидеть на одном месте. Шалил, а на завтра всё забывал, если не записывал в блокнот, как учили в новоросских школах. Ведение блокнота-памятника был основным предметом образования.
* * *
Митрополит Леонтий хворал. Ломило кости, ныли колени, сердце колотилось, как бешеное, изводя его вконец. Однако сегодня ему предстояло ехать по деревням и весям. Нужно было освятить новые храмы и провести несколько обрядов рукоположения.
Леонтий спустил с кровати опухшие ноги, встал, кряхтя, как утка, подошёл к столу, отпил из кружки кваса.
– Ничего не поделаешь, такая у меня служба – совершать благодать, – сказал он тяжко, с одышкой.
День прошёл в дороге, встречах, заботах, хлопотах, неудобствах. Леонтий переносил все тяготы с христианской улыбкой. Такая судьба, такая работа. Вечером перед золочёной повозкой митрополита и его свиты открылись ворота захолустного поселения Озёры.
– Господи Боже, дважды спаситель наш, прими молитву нашу и освящение сего храма, созданного для славы твоей, – привычно начал обряд освящения Леонтий.
После обряда, литургии и святой трапезы митрополиту совсем стало плохо. Пожелал он перед сном выйти в сад при храме. В этих захолустных Озёрах сказочная красота расстилалась вокруг – пели птицы, цвела сирень, а воздух был свеж, хоть ложкой ешь. Задышал Леонтий ровно, спокойнее забилось его старое, уставшее от забот сердце. Только в горле пересохло. Ему бы послать служку за квасом, а он, добрая душа, не захотел тревожить мальчика. Поднялся на больные ноги, да и пошёл к колодцу при храме. Зачерпнул в ведро немного воды, начал пить да чуть не поперхнулся.
– Дерьмо! – в сердцах крикнул митрополит. – Дерьмо, дерьмо, дерьмо!
Леонтий сплюнул, отер рукавом рясы язык. Как в колодце оказались какашки – то ли кошачьи, то ли беличьи, неизвестно. Весь день его прошёл в муках, с приступами острой боли, а под конец – на тебе, настоящая мерзость. Леонтий чертыхнулся и ушёл в покои.
Наутро проснулся митрополит весь не свой. Бранные слова, слетевшие в гневе с его губ, терзали душу. Леонтий встал и пошёл к злосчастному колодцу.
– Господи Боже, защити воду сию от напастей всех, каких возможно, и ниспошли на неё свою благодать.
Митрополит дважды окропил колодец, дважды перекрестил его двумя перстами и ушёл с чувством исполненного долга.
Савва Куницын, одиннадцати лет от роду, бегал как заведённый. У него лучше всех получалось прятаться, но на этот раз водить предстояло именно ему. Он нашёл всех ребят, кроме Доры. Вредная зеленоглазая девчонка никак не находилась. Савва уже было отчаялся, но заметил зелёную ленту у колодца при храме.
– Ага, – прошипел Савва, криво улыбаясь. – Вот ты и попалась.