Бесконечная жизнь майора Кафкина - стр. 11

Изменщица, понял Кафкин! С аферистом журналюгой снюхалась! Ах, подонки! Доложить, доложить куда следует! Но сначала использовать жену, чтобы содрать с оранжевого доллары.

За шторой послышался страстный шепот Верки:

– Не спеши, Игореша…

– А вчера-то…

Больше Григорий Францевич сдерживаться не мог. Он торопливо полез в форточку; через пару секунд наполовину проник в комнату и там замотался, раздумывая, на что опереться лапками? Его голова, упершаяся в штору, сообщила той колебательные движения, что, в свою очередь, вызвало у Дубова недоумение:

– Что там такое, Веруня?

– Что, где?

– Штора шевелится.

Тут Кафкин лишился равновесия и вывалился из форточки внутрь спальни. Тотчас перевернулся и, опираясь на восемь нижних лапок, выгнулся коброй и зашипел, злобно глядя на развратников. Он заметил, что на тощем теле Швабры был полупрозрачный черный комбидресс, а шпион-журналюга пока еще в брюках, но рубаха его уже расстегнута. Дубовым овладел ужас. Он, как и утром жена, швырнул в Кафкина подушку и рванул с невероятной скоростью вон из спальни.

Оставшись в одиночестве, Швабра смущенно запыхтела и, надевая платье, обратилась к мужу:

– Я думала, ты уже помер. Весь день искала, все помойки обошла.

На журнальном столике расположились бутылка вина, два наполненных фужера, шоколадная плитка, тарелка с апельсиновыми ломтиками. Указав на все это богатство, жена всхлипнула и продолжила:

– Тебя вот ждала, Гриня. Хочешь кагорчика? Апельсинов? Проголодался, небось?

Постепенно она приходила в себя и голос ее креп.

– А вместо тебя пришел Игорь. Тебя искал. Хотел интервью записать. А тебя нет нигде! А жена тоскует, волнуется. Где был, отвечай!

Ну вот, вошла в обычный режим. Теперь только держись! Поскольку Кафкин не мог говорить, жена чуть сбавила тон:

– Твоя мать тебя, похоже, застукала. Сказала, что видела толстую зеленую змею, которая ела капусту из нашей кадки. Говорит, что конец света близок. У нее от стресса нога отнялась, между прочим. Сам импотент, и другим мешает… Чего молчишь?!

Кафкин в нынешнем состоянии не мог угомонить жену. Оставалось молча переждать вспышку ее гнева.

– Жрать хочешь?

Кафкин кивнул.

– Капусту принесу, – пробормотала Швабра и пошла на кухню.

Капуста, это, конечно, хорошо, подумал он, но и от апельсинов грех отказываться. Пока жена возилась на кухне, он лихо проглотил все апельсиновые ломтики. Да еще и кожуру от них со стола смел!

– Жри, глиста, – участливо подала Швабра ему кастрюлю с соленой капустой. – Только не подавись. Ну и запашище от тебя прет…

Он ел капусту, а жена монотонно излагала события дня:

– Маманя с папашей уехали после обеда. Зря ты наблевал зеленью, Гриня. Отец на ней поскользнулся, чуть шейку бедра не сломал. Говорят, что ты алкаш и убийца, хочешь их, как Кеннеди, ухайдакать. Ну, что мне с тобой делать?

Григорий Францевич торопливо поглощал пищу, а она продолжала:

– Котенко этот всех замучил своей книжкой. Не нашли мы ее, поэтому он взял твою энциклопедию. Склочник! Ну, чего молчишь?

Григорий Францевич поднял голову от кастрюли и засопел.

– Я и забыла, что ты теперь, как немой Герасим, – ухмыльнулась Швабра. – И что с тобой делать? Утопить, как Муму?

Кафкин похолодел. А ведь она может! Запросто! Надо написать ей, что следует делом заниматься, а не трепом про Муму и Герасима! Отсуживать деньги, превращаться в человека, ехать в Прагу за наследством. Авторучка нужна и бумага. Как это объяснить?