Бешеный сапер: Вторая война - стр. 7
– Нам воздух обещают, – говорит старший, – Небо ясное. Вертушки будут…
– Ага, – не выдерживаю я, – Это у них небо ясное, а у нас туман, февраль и страна непуганых идиотов. Разделимся – ёбнут, не разделимся – тоже ёбнут, но так хоть шанс будет.
– Ты кто? – опешил от моего хамства командир всего нашего колхоза.
– Посрать вышел, к вам попал. Сапер я, – представляюсь ему.
– Сапер дело говорит, идём как идём, – поддерживает меня Боченков. На том и порешили. До следующей высоты оставалось немного, а там ещё одна и ещё, но конечный путь был неизвестен. Да и есть ли он…
Это теперь, сопоставляя многое, понимаю. А тогда… Тогда было не до этого.
Мы шли, шатаясь, будто пьяные. Потихоньку время теряло всякий смысл. Груз распределяли уже как-то равномерно. Сиднокарб берегли на крайний случай. Бахилы от ОЗКа вскоре полетели к чертям собачьим, каждый старался облегчить себя как мог.
Уже не было разницы кто есть, кто. Спец или сапер, не важно. Все шли, четыре группы, пока ещё вместе. Меня и радовала, и напрягала мысль об отсутствии мин. Даже вшивых растяжек, ничего не было.
На привале я доковылял до Калинина.
– Тащ командир, тема есть, – начинаю я хрипеть.
– Знаю, – еле слышно говорит тот, – нас просто гонят. Мне охотники рассказывали. У них есть такое – гонят зверюгу, пока он не выдохнется, а потом валят.
– Ну и?.. – подталкиваю я его к разговору.
Он просто лежит на спине и молчит. Я тоже не стал ничего говорить. Зачем? Осталось только ждать время и место. А тут банкуем не мы. Боевики хоть и вели нас, но мы не соприкасались. Они упорно, будто ожидая команды, кружили рядом.
Уже ближе к вечеру я привалился спиной к дереву и.… очнулся от удара в лоб ложкой.
– Жрать давай, – проговорил один из спецов, – Наши на горе. Мы тут заночуем.
Он присел рядом со мной и снял берцы. Ноги синие, со вздувшимися венами, а на пятках реально засохшая кровь.
– Блядство какое, – проговорил он устало, – хоть грохнуть кого, да берцы снять. Ты не в курсе, надолго это все, вроде со старшими треплешься? – Спросил он у меня, для самоуспокоения что ли, ответ то он знал заранее.
– Долг выполняем, – усмехнулся я, принимая у него из рук полбанки тушенки и ложку.
– Долг говоришь? – переспросил он у меня и ровным от усталости голосом проговорил. – Ебучие рога, не успел родиться уже должен. Школе должен, ментам должен, теперь стране должен. Я чо, занимал у них? Я маме должен, папе должен, соседке тете Свете должен, она мне на сигареты давала. А стране нет, я ничего не должен.
Я ел безвкусную тушенку и молчал. Хотелось только одного – чтобы это все закончилось. Просто закончилось и все.
– Ты, говорят, стихи пишешь? – ни с того ни с сего спросил спецназовец.
– Есть такое.
– Знаешь, что бы не случилось, ты напиши об этом всем, – он обвел рукой вокруг себя, – просто как есть, напиши…
Мы молчали ещё немного времени и потом я сказал:
– Обещаю, я напишу.
Сейчас прошло двадцать лет, и я пишу. Простите, парни. Я честно хотел забыть, но с возрастом, вернее, под занавес жизни многое понимаешь. Это мне нужно, это тем нужно, кто остался. Назло и вопреки.
Я стою и курю в окно. Это теперь я многое знаю и понимаю, но двадцать лет, на что я их потратил? Суета. Погоня за чем-то призрачным. Ну и что? Ради чего я остался живым? Ради этого? Простите мужики. Просто простите.