Бешеный и принцесса - стр. 9

– Да! – говорю я с некоторым вызовом – помню, как парень должен не любить мою маму.

Пашка встает, открывает форточку, берет с подоконника красную пачку сигарет, на которых написано "Прима", и протягивает мне. Отрицательно качаю головой.

– Не куришь?

– Нет!

Марков пожимает плечами – типа, было бы предложено, чиркает спичкой, и дымит в форточку. А я опять пялюсь на его красивое тело – благо, стоит спиной, и не видит. Кстати, когда он предлагал курево, заметила, что костяшки пальцев у него сбиты, в ссадинах – определенно, дрался!

– А ты на дискотеку пойдешь? – спрашиваю я.

– Да-а! Порядки наводить! – усмехается парень.

Мне очень хочется расспросить его о многом: с кем дрался, как оказался в институте, и собирается ли мстить моей маме. Но, как-то неловко… Прощаюсь, и ухожу. Пашка провожает до входной двери.

…Следующим днем, в субботу, прямо с утра приходит Юлька Сажина, моя лучшая подруга, будит меня, и сообщает, что вчера ходила в "Блин", на дискотеку, и сегодня опять пойдет. А пока зовет меня гулять. Я тоже хочу в "Блин", но мама не отпустит…

Для начала, мне нужно переделать домашние дела – всего лишь, пропылесосить наши многочисленные ковры. Мама считает, что ребенок должен приучаться к труду, и у него должны быть обязанности. Мои – пылесосить и мыть посуду. Ну и стираю свои вещи сама. Пылесос у нас появился недавно, до этого ковры приходилось таскать во двор, вешать на перекладину, и выбивать. А раз в год так и вообще мыть – там же, во дворе. Пылесос очень облегчил мою жизнь, но все равно я ненавижу ковры, и чувствую себя жительницей юрты.

Покончив с уничтожением пыли, шерсти и ворса, я собираюсь гулять. Собираюсь долго, но нам с Юлькой не скучно – обсуждаем последние сплетни, и знакомых парней. Игоря в том числе, под возмущенные вопли подруги. Про Марковские трусы я тоже рассказываю, и мы долго ржем.

Юлька симпатичная девчонка, хотя и соответствует своей фамилии – ее кожа смуглая, а волосы и брови черные, как сажа. Зато она модная, умеет одеваться, и делать красивые прически. И, болтая о парнях, помогает мне выглядеть красоткой.

Надеваю лиловые лосины, и приталенную длинную рубашку – вроде и блузка, и за короткое платье сойдет. У меня лосины лиловые, так как Юлька считает, что этот цвет подходит к моим голубым глазам и светлым волосам. Я ржу – как? Как штаны могут подходить к глазам? Но Сажина непреклонна. Потом она делает мне укладку, истратив на это дело пол-баллончика лака. И я иду к маме – отпрашиваться. Они с бабушкой на кухне – закручивают заготовки, рассовывая овощи по стеклянным банкам.

Конечно, мама отказывает.

– Ну мам… – ною я, но мать категорична.

– Нет, я сказала! И гулять только до девяти!

– Летом же можно было до одиннадцати! – возмущаюсь я.

– Так то летом! – говорит мама – А теперь в девять уже темно!

– Все ходят на танцы, а мне нельзя! – чуть не плачу я.

Мать отставляет банку, и толкает воспитательную речь. Она произносит ее по особенному, словно злой робот – четко выделяя слова, которые вылетают из ее рта, словно стальные горошины.

– Яна! Ты должна понимать, как опасно, в наше время, ходить по улицам по вечерам! Не говоря уже про ночь! И днем убивают, грабят, насилуют! Знаешь сама, и все равно просишь!

Я молчу, смотря в пол. И хоть ничего не сделала, но чувствую себя виноватой. Поднимаю глаза на бабушку – может она отпустит? Но нет!