Беседы палача и сильги - стр. 29
– Это я и так понял. Но для чего?
– Возможно, убивал не сам торговец.
– А кто же? Он сам признался. А старый Бутрос – выживший свидетель.
– Нет-нет, я не говорю, что другие руки держали топор. Но душа торговца… его разум… возможно, они были порабощены.
От ставшего более низким и хрипловатым голоса сильги меня не пробрала дрожь, но вот ленивая сонная дрема ушла мгновенно. Подобравшись в седле, подавшись вперед и заставив коня двигаться чуть быстрее, с плеском окуная копыта в мутные лужи, я спросил:
– Порабощены кем?
– Кхтуном, – доверительно сообщила мне девушка.
Я пытался сдержаться. Но не получилось и, скрючившись, зажав рот ладонью, я испустил приглушенный хрюкающий смешок.
– Ты нашел в моих словах что-то смешное, палач Рург? – голос сильги резко похолодел, сама же она негодующе выпрямилась, уставилась на меня сердитыми глазами. – Что так развеселило тебя в моих словах, Нагой Убийца?
Как назло, навстречу нам трясся в седле почтовый курьер в длинном кожаном плаще, что услышал окончание последней фразы и изумленно вытаращился на меня, уже открывая рот для насмешки или вопроса. Но тут с его сонных глаз спала пелена, он увидел красные отметины на моем плаще, зацепился взглядом за красную рукоять топора и… со щелчком зубов захлопнув рот, поспешно пришпорил лошадь и разминулся с нами в гробовом молчании.
– Прошу, не называй меня так, – мягко улыбнулся я.
– Прошу, не смейся надо мной! – парировала сильга Анутта.
– Я смеялся не над тобой, – возразил я. – Но… кхтун?
– Кхтун!
– Они существуют на самом деле?
– Еще как существуют! И поверь – в них нет ничего смешного!
– М-да, – осторожно произнес я, стараясь не рассердить вспыхнувшую девушку еще сильнее. – Вот так детские сказки становятся былью.
– Скорее детские страшилки… – уже не столь зло пробурчала девушка. – Прошу прощения за мое негодования, палач Рург. Ты имеешь право смеяться.
– Кхтун… – повторил я. – Впервые я услышал о нем в самом юном возрасте. В самом пугливом возрасте… Меня стращал ими отец, говоря, что после заката не стоит выходить за дверь, если я не хочу стать добычей кхтуна.
– И он был прав! А еще нельзя долго любоваться отблеском закатного света в оконном стекле. Ну и уж точно нельзя вглядываться в свое отражение во льду. Кхтуны слабы. Взрослого им не одолеть. А вот детские открытые души – лакомый для них кусочек. Не сосчитать, сколько несчастных детей сошли с ума только потому, что излишне долго вглядывались в темный лед, который сковал за ночь бочку с дождевой водой. Любопытство и жажда познания окружающего мира порой опасны… Еще кхтуна можно случайно пронести через порог внутри гнилого полена или снежка…
– Глядя на твою серьезность… я понимаю, что ты говоришь это не забавы ради. Но… сильга Анутта, я прожил немало зим и ни разу не слышал, чтобы кто-то был порабощен… кхтуном.
– Я слышу нотки веселья в твоем голосе! – девушка снова начинала злиться.
– Все так – я с трудом сдерживаю глупый смех, – признался я. – Но представь себя на моем месте! Кхтун? Порабощенные души? Почему об этом никто никогда не слышал?
– Еще как слышали! Просто с тех страшных времен, когда кхтуны покоряли своей злой волей целые людские селения, миновали тысячи лет! Мы научились бороться. Ты ведь знаешь о приходящих раз в год служительницах Лоссы?