Берегини - стр. 21

— Если бы зло отравило душу Йорунн, Хравн увидел бы это, — ответил Эйвинд.

— Хравн — древний старик, он уже не различает, кто хороший человек, а кто нет, — возразил хёвдинг. — Но я беспокоюсь не о нем, а о девчонке. Молва крепнет и очень скоро может обернуться бедой. Страх заставит забыть даже то, что она под твоей защитой.

Конунг задумался. А потом сказал Ормульву:

— Спасибо, что предупредил. Я знаю, что нужно делать.

.

После того как Долгождана получила новое имя, медноволосая Лив перестала поглядывать на нее свысока. Помогать не помогала, но и не цеплялась больше, видя, что с тяжелой работой девушка справляется лучше других. А от внимательных глаз Долгожданы не укрылось то, что Лив, едва завидев Асбьерна, делает все, чтобы он поглядел на нее. Но ярл словно забыл о ее существовании. Казалось, встань она на его пути — и то не заметит, мимо пройдет.

— Скажи, Фрейдис, — спросила однажды Лив, подсев к Долгождане, чистившей рыбу, — для чего Асбьерн оставил тебя здесь? Хочет отдать одному из своих людей или, может, для себя сберегает?

— Это вряд ли, — ответила Долгождана. — Он со мной разговаривал, но ни к чему не принуждал.

— Ему и принуждать не надо, — усмехнулась Лив. — Сама по доброй воле к нему побежишь.

— С чего это вдруг?

— С того, что ярл и его люди — чужеземцы. Унн говорила, будто род Асбьерна от самих альвов идет. А-а, ты же не знаешь… У них на родине в лесах живут альвы — колдуны и колдуньи. Им под силу взглядом зачаровать человека, лишить его воли. Ярл так красив и удачлив потому, что в его жилах течет альвийская кровь. Вот только ему надолго никто не нужен: возьмет свое и забудет, едва наскучишь.

— Ты-то у него уже не первый год, — заметила Долгождана.

— Это потому, что я знаю, как сделать, чтобы мужская любовь не остыла. — Лив подмигнула ей, а потом вздохнула: — Только теперь он, бессердечный, на меня и не смотрит. О другой думает. Уж не знаю, кого ярл пустил в свои мысли — тебя или ведунью, подругу твою, но одно скажу: остерегайтесь его. Сердце потом навеки разбито будет.

Медноволосая красавица шмыгнула носом, поднялась и торопливо пошла прочь. А Долгождана еще долго сидела, бессильно опустив руки и тщетно пытаясь вспомнить, как следует чистить рыбу — с головы? с хвоста? Едва не порезалась.

.

Ближе к вечеру конунг велел всем собраться в дружинной избе на хустинг — домашний сход. Туда приходили мужчины и женщины, свободные и рабы — все, кто жил в Стейнхейме.

— Что за надобность в тинге? — спросил Эйвинда старый Хравн. Он пришел одним из первых и занял место рядом с конунгом.

— О ведунье нехорошие слухи идут, отец, — объяснил Эйвинд. — Люди ее боятся. Хочу, чтобы она при всех клятву богам принесла, что не причинит никому вреда.

— Не может вред причинить та, чье сердце полно любви и сострадания, — проворчал старик, кутаясь в волчий мех. — Но ты прав: сорную траву слухов надо вырывать с корнем. Сказал один — могут сказать и другие.

Люди входили, здоровались с вождем, сидевшем на почетном месте, и рассаживались по старшинству. Пришли Асбьерн ярл и хёвдинги. Вот появились женщины, и с ними ведунья. Девушка села рядом с подругами, с любопытством оглядывая закопченную крышу, резные столбы, несущие на себе ее тяжесть, стены, на которых висели боевые щиты и оружие. Здесь жили воины, не имевшие семей — у конунга и ярла были отдельные покои, прочие же спали в общем зале на лавках вдоль стен. Так рассказывала Смэйни.